- Пошли, - трактирщик цепко ухватил меня за рукав. - Покажу, где мыться будешь. Лохань я тебе ставить не буду, она для благородных предназначена, обойдешься. Вода стоит в углу, полощись.
- А горячая вода есть, хозяин? - перспектива отмываться ледяной водой не радовала, но и в грязь я не сама упала, так что может и дадут кипятка?
- Ты из господ, что ли, это те холодной мыться не могут, особенно бабы! Ишь чего удумала, воды ей горячей носить!
- Мне нужна горячая вода, иначе это не мытье, а размазывание грязи. Неужели у вас на плите нет котла с кипятком? Мне много не надо, хоть котелок...ну пожалуйста, хозяин.
Толстяк хмыкнул, скорчил непонятную рожу, но вышел из дощатой пристройки, гордо именуемой здесь мыльной и скоро вернулся с котлом, над которым клубился пар.
- Это...я вот принес, хватит тебе? И еще вот... этим можешь намыливаться, я с твоих сопровождающих за него сдеру. - Хозяин помолчал и добавил, - закрою тебя тут, как велели. Не нужны мне неприятности. Издалека идешь?
- Да, очень. Спасибо вам за воду...и мыло.
- Мойся...девка.
Вот так хозяин, с ходу определил, что я не старая баба, несмотря на все тряпки, платки и жуткую грязь! Глаз-алмаз, да и только. И мыло дал, вот уж за что отдельное спасибо! Кое-как я отдраила себя от въевшейся грязи, даже голова перестала чесаться и можно походить без платка. Вещи отстирать от жирной грязи до конца не удалось, я уже чуть руки не стерла до красноты, но темные потеки все равно появлялись по-прежнему. Ну и ладно, как отстирала, так и будет. Здешние обитатели тоже не в крахмальных рубашках ходят, значит, и я переживу, меньше внимания привлеку. Развесив постиранное, я подергала дверь - заперто, а окон тут нет, никуда не вылезти. Может, обо мне и не вспомнят вообще сегодня? Тогда придется ночевать в сырой мыльной, сидя на перевернутой лохани для господ. Господи, ну хоть кто бы подсказал, что мне теперь делать?
Трактирщик выпустил меня из мыльной уже когда я действительно стала засыпать, привалившись к деревянной стенке. Хорошо, что не к каменной - бронхит был бы обеспечен на два щелчка. Повздыхал, сунул мне миску с кашей и ломоть хлеба и проводил в зал, где уже почти не осталось народу. Точнее - многие спали прямо на полу, завернувшись кто во что горазд. Храп, свист, хрюканье стояли жуткие, но спящих это нисколько не смущало. Кто-то громко испустил ветры и по залу поплыл мерзкий смрад. Уже проваливаясь в сон, я вспомнила Зою Германовну. Ее бы сюда...
Утро четвертого дня на дворе трактира. Лошади уже оседланы и ждут седоков, Клаус орет на всех, на хозяина, на Хавьера, на тощего Жана и в довершение всего на меня.