Однако вместо Томаса в комнате Генри был Этвуд и допрашивал брата:
— Ты почему хандришь?
— Так… Я, пожалуй, завтра уеду.
— Почему? Ты же собирался ещё неделю здесь пробыть.
— Надоел я тебе, вечно деньги клянчу…
— Глупости. Для тебя мне денег не жалко, — мягко сказал Этвуд. — Дед поступил с тобой несправедливо, и будь ты хоть чуточку серьёзней… — Он оборвал фразу, однако Ален догадался, что он хотел сказать. — Я тебя ругаю для твоей же пользы. Ты бы хоть обсуждал со мной свои сумасбродные идеи, прежде чем очертя голову кидаться на их осуществление. — Генри протяжно вздохнул. — Ладно, не буду больше, а то скажешь, что я опять тебя пилю. Война кончилась, и теперь я тобой займусь, — сказал Этвуд полушутя-полусерьёзно.
Генри заразительно рассмеялся: очевидно, он принадлежал к людям, не способным долго предаваться унынию.
— Собираешься сделать из меня что-нибудь путное? Поздно меня воспитывать.
— Ничего, постараюсь наверстать.
От последовавшего затем грохота Ален дёрнулся и ударился локтем о стену. Что там происходит? Он растерялся и не знал, то ли кинуться в комнату Генри — а для этого надо сначала выбраться из хода, — то ли оставаться на месте. Поднятый шум напоминал драку. Воображение Алена живо нарисовало жуткую картину: пока Генри заговаривал зубы Этвуду, Томас сзади подкрался к нему, и теперь они вдвоём убивают его, а он, единственный, кто мог бы помочь, стоит тут и бездействует.
— Филип, пусти! — раздался голос Генри. — Пусти, тебе говорят, а то получишь!
Снова послышалась какая-то возня, глухой звук падения чего-то тяжёлого и голос Этвуда:
— Сдаёшься?
— Ладно, сдаюсь. Надеюсь, ты не таким способом собираешься меня воспитывать? Сзади хватать, между прочим, нечестно. Вот так, приедешь в гости, а тебе чуть шею не свернут. Кто теперь здесь убирать будет?
— Тут и убирать нечего. Держи подушку и поставь на место кресло. Ковёр я поправлю.
— А куда делись мои ботинки?
— Посмотри под тахтой.
— Их там нет.
— Посмотри ещё раз, они наверняка туда отлетели.
— Я не слепой и прекрасно вижу, что ботинок под тахтой нет.
— Больше им некуда деться. Отойди, я сам посмотрю, — сказал Филип.
Несколько секунд тишины — и звон бьющегося стекла, протяжный скрип, фырканье, приглушённый вскрик. Это ещё что такое? Нервы Алена были напряжены до предела.
— Генри, ты же меня задушишь! — еле слышался голос Филипа.
— Согласен, что я победил?
— Обманным приёмом. Ладно-ладно, согласен, — быстро сказал Филип, поскольку действия Генри, очевидно, приобрели угрожающий характер.
— Тогда так и быть, вставай.
— Теперь сам будешь приводить всё в порядок, я палец о палец не ударю. И ты ещё рассуждал о честности! А набрасывать одеяло на голову человеку, который ищет твои ботинки, честно?