Бросив за плечи пустой вещевой мешок и сунув в него всего два гаечных ключа, Рагозин двинулся в путь не оглядываясь.
— К Реброву загляни, что-нибудь из кухни на дорожку прихвати, выдохнешься, — подкрепиться понадобится! — крикнул ему вслед Мягков.
— Некогда. Не выдохнусь. Впроголодь идти легче.
Утром, когда земля задышала испариной, Рагозин возвращался в расположение батальона. Перекинув через плечо снятую с себя кирзовую тужурку, оставшись в черной от пота гимнастерке, он тяжело шагал прямо по лужам, не разбирая дороги. Перед его глазами, словно в люльке, смутно раскачивалась взмешенная гусеницами танков, грейдерка. От налипшей грязи сапоги стали пудовыми, в плечи глубоко врезались лямки вещевого мешка, тяжело нагруженного генератором и еще какими-то деталями. До смерти уставший Рагозин, подойдя к своему танку, увидел над его кормой треногу из бревен. А из трансмиссионного отделения, над откинутым броневым листом, торчала пара ног в грязных кирзовых сапогах. Рагозин, облокотившись на гусеницу танка, силился сбросить с себя тяжелый вещмешок. В это время из трансмиссионного отделения показался моторист в измазанной маслом стеганке и шапке-ушанке. Его лицо в черных масляных пятнах, расплылось довольной улыбкой, обнажив ряд мелких, как бисер, белых зубов. Пристально посмотрев на Рагозина, он спросил, продолжая улыбаться:
— Это ты тот самый, который сорок верст пехом отшагал за генератором?
— Я.
— Ну и как, устал, браток?
— Устал.
— Ну и чудак. Не мог подождать, когда корпусные ремонтники подтянутся.
— Чудак я был, когда за гайкой попусту тридцать верст бегал, а она рядом со мной лежала. А теперь нас на мякине не проведешь: пока ты корпусных ремонтников дожидаешься, мы из Умани гитлеровцев выгоним. А ремонтники на своих колесных летучках по такой грязюке до Умани и за две недели не подползут. Фашисты за это время всех девчат в Умани на каторгу угонят, а ты говоришь — чудак. Человек для того и существует, чтобы уставать от труда. Так моя мать всегда говорила. А ты разве не устал? У тебя вон с лица пот градом катится.
— Устал. За ночь тебе коробку сделали. Да мне что: я уж привычный.
— Вот видишь, и ты устал, хоть и закаленный. Давно воюешь?
— С первого дня.
— А я со второго. Так что мы с тобой в одном огне закалялись.
Услышав голос механика, показался из-за танка заряжающий Мягков и, удивленно уставившись на Рагозина, спросил.:
— Никак, пришел?
— Пришел, Василий Агеевич.
— Принес?
— Принес. Вот он, — показал Рагозин на вещмешок.
— Как это ночью ты его снял в потемках, да по такой грязи тащил?