Больше упрашивать монаха не пришлось. Он ринулся к выходу с такой прытью, что едва не сбил с ног Эсквилину.
Андрей с решительным видом направился в конец длинного коридора, где находилась камера, которуюон делил с Тритемием. Пораженный старик, уже не чаявший увидеть Брюсова живым и здоровым, в свою очередь засыпал его вопросами, но тот остановил его взмахом руки:
—Потом. Все потом. Идти сможешь?
—Конечно! Клянусь всеми законами механики, отсюда я ушел бы даже без ног!
Гиннес переоценил свои возможности. Едва он встал, как застонал от боли и упал бы, не подхвати его вовремя Андрей.
—Нога... Ничего, сейчас я соберусь с силами и...
Брюсов сильно сомневался в том, что даже напряжение всех сил поможет старику. Он подвел Гиннеса к монаху.
—Тебе поможет святой отец.
Монах Билли с готовностью подчинился, он уже успел сообразить, кто здесь главный. Беглецы направились к выходу, о котором поведал Андрею палач.
Выход находился в другом конце коридора, и уже в нескольких шагах от него стало понятно, что они на верном пути. Из щели под дверью пробивался дневной свет, а со двора доносились топот ног, хохот и конское ржание. Андрей едва сдержал радостный возглас. Вот то, что им нужно! С покалеченной ногой Гиннесу далеко не уйти. А если бы удалось добраться до лошадей...
Шансы вырваться на волю были ничтожно малы, но в их положении привередничать не приходилось. В конце концов, не воспользоваться случаем было бы глупо. Брюсов трезво оценивал положение. Для хорошей драки он был слишком измотан, Тритемий ослаблен, а Эсквилина — всего лишь девушка. Из монаха вряд ли получится хороший вояка. Нечего сказать, гвардия!
Андрей отпер дверь и хотел распахнуть ее, но остановился. Шум за нею однозначно говорил, что на внезапность рассчитывать не приходится. Он осторожно выглянул наружу. Перед ним расстилался освещенный заходящим солнцем прямоугольный двор. Брюсов замер, осматриваясь. Двор был окружен каменной стеной высотой в три человеческих роста. Небольшие деревянные ворота были закрыты.
В ожидании начала казни несколько экзекуторов в шлемах и кирасах поверх серых сутан с гоготом гоняли по двору тряпичный мяч. Их алебарды были прислонены к стене двора. Внимание Брюсова привлек человек, который не участвовал в игре, а наблюдал за ней, опершись на перекладину коновязи. Воин был настоящим великаном. Высокий рост и нечеловеческой ширины плечи делали его похожим на скалу. На перекинутой через плечо расшитой золотом перевязи у него висел длинный меч, на кирасе поблескивала гравировка в виде рыцарской перчатки.