– Саша, – кто-то тряс его за плечо.
Капитан морщился, не хотел открывать глаза, сквозь сон жужжали пчелами голоса:
– Ты чего вколол, придурок? – Настя. Милая, добрая, нежная… убийца. Забавно…
– «Белого» сварил, в лекарство, иначе бы «кони двинул», – Харон огрызается… сколько же раз его пытались убить за последние дни? Два, три раза? Больше?
– Как он с матерью говорить будет, идиот? Что она увидит?
«Стоп! Собраться! Мать? Она привезла маму?» – Звонарев тряхнул головой, с трудом открыл глаза. Картинка бегала, съезжала в разные стороны, но становилась все четче. Собравшись с силами, он встал – голова закружилась, капитан быстро прошел в ванную. Сунул голову под струю ледяной воды и держал, пока тело не заломило.
Отфыркиваясь, он вернулся в комнату.
Настя сидела в кресле, закинув ногу на ногу, Харон стоял возле двери.
– Ты как? – девушка встала, участливо заглянула в глаза. – Я не знала, что этот дебил учудит с лекарством…
Димка, буркнув под нос, ушел на кухню.
– Ты говорила о маме? – сознание прояснилось, и снова наступало чувство разбитости… Звонарев не хотел, чтобы мать видела его в таком состоянии.
– Да, в машине ждет. Я хотела убедиться, что ты в порядке.
– Зови ее, она, наверное, издергалась вся! – капитан легонько подтолкнул девушку к двери.
Сам уселся в кресло и попытался изобразить улыбку… искренне надеялся, что получилось, хотя скорбное лицо заглянувшего Харона говорило об обратном.
– Санечка! – мать ураганом влетела в квартиру. – Ой, что с лицом? А у нас – беда… Да ты, наверное… А почему голова разбита – дай посмотрю… ой, какой синячина…
Она была везде, со всех сторон – казалось, будто не одна маленькая женщина, а по меньшей мере десяток ощупывают, обнимают, целуют…
– Мам, да все нормально… – капитан попытался задержать ее на одном месте, – Царапины. Сядь! – хотел предложить кофе, но передумал. – Давай я тебе чай сделаю.
– Сделает он! – Катерина Дмитриевна всплеснула руками. – Ложись немедленно! – она принялась поправлять белье. – А то я чая не пила, больного сына погоню!
– Я сделаю, – Настя, с улыбкой наблюдавшая за сценой, вышла на кухню.
– Красавица! – мать немедленно повернулась и озорно подмигнула. – Умница! Похитила меня! – женщина рассмеялась. – «Топтуны» и чухнуть не успели, а я тю-тю!
– Ну, у тебя и выражения! «Топтуны», «чухнуть»… где берешь? – Звонарев устроился на диване, позволив подоткнуть простыню.
– Книги, сынок, – она пожала плечами, – вечный источник знаний… иногда полезных.
– Ты сказала, похитили? Как?
– Как в кино, – мать присела на краешек, поправила волосы. – Я в магазин пошла. Ну, твоих-то сразу определила – они на серой такой машине постоянно ездили и еще один ходил пешком. Так вот – иду, они за мной: и вдруг двое на дорогу выбегают, прямо перед их машиной, и давай друг друга колотить. Я дальше иду – чего мне чужая драка, будто тебя в детстве не видела! Ага… Да, а тот, который пешком, все равно идет. Я в магазин заходила – к нему парень подошел, небольшой такой, тощий даже – и ка-ак даст ему! Сразу с ног сбил. А мне навстречу здоровый и толкает – пойдем, говорит, со мной. Я упираюсь, а он толкает и толкает… – Катерина Дмитриевна неожиданно рассмеялась. – Я ему в нос стукнула, сумкой. Разбила. Наверное, терпение его лопнуло – поднял меня и вынес на улицу. А там и машина дорогая, и девушка эта на заднем сиденье… Объяснила все! Я парню тому варенье дать обещала домашнее – неудобно…