Макс взял лист машинописного текста.
— Быстро справились.
— Да, так получилось.
Он был неподдельно озабочен, когда Макс проглядывал текст.
— Размер подходящий. Я дам вам знать.
Решив заняться чем-то толковым, Макс стал читать, едва только Пембертон исчез за дверью.
Он пробежал текст дважды, желая найти в нем ошибку — что-нибудь, где-нибудь. Интонация была выбрана правильно, уверенная и смелая, но не триумфальная. Пембертон не обыгрывал героизм ребят из Манчестера, что стояли у пушек — это было ясно само по себе, — скорее он представлял молодых артиллеристов шахтерами в угольной шахте, которые медленно, но неудержимо пробивались к победе. Метафора с шахтами была гениальной находкой. В ней были отзвуки и опасности, и тяжелой работы, и коллективного труда, и в ней было воплощено воспоминание о людях, которые ежедневно исчезали с лица земли. Тема позволяла внести и юмористическую нотку. На Мальте не было угольных шахт. Эта деталь ускользнула от внимания итальянцев, которые в начале конфликта гордо объявили, что Королевская авиация уничтожила мальтийские угольные шахты, что вызвало бурное веселье по всему острову.
Пембертон сработал не просто хорошо, а больше чем хорошо. Статья была просто отличной. Но почему же она оставила его равнодушным? Несколько часов назад он сбежал бы вниз, чтобы поздравить автора.
Пембертон заслужил дружеский шлепок по спине и публикацию в бюллетене, но Макс-то знал, для чего все это делается: в массы пошла очередная ложь. Они отнюдь не были одной дружной семьей, стоящей против общего врага. Опыт, пережитый им в доме Кассаров, сделал это совершенно очевидным для него.
Он вспомнил то, что Чарлз Хедли, его бывший босс и учитель, объяснил ему вскоре после его появления в информационном отделе:
— Ты знаешь, что самое главное в нашей работе, старина? Я объясню тебе, это очень просто. Ложь может дважды обежать вокруг света, пока правда едва успеет натянуть сапоги.
Наверное, сейчас в этих словах правды было не больше, чем тогда, но Макс сразу же поймал себя на том, что занят главным вопросом: сила лжи — нечто, чем восхищаются и что лелеют.
Насколько больше гнева обрушили бы на него те скорбящие женщины у Кассаров, знай они всю правду о смерти Кармелы? Он предугадывал ответ: они были бы не так разгневаны.
Благодаря Лилиан он уже достаточно хорошо знал мальтийцев, чтобы утверждать: они проявили к нему уважение за честность. Они с древности были умными людьми.
Они видели, как цивилизации приходили на остров, который был их домом, и исчезали, а они по-прежнему оставались на нем — с их странным юмором, с их примитивным образом жизни и пылающим огнем веры. Может, их хозяева заслуживали чуть больше доверия, чуть больше уважения.