Брэндаб потряс головой, но не смог избавиться ни от боли, ни от головокружения. Он сделал несколько шагов навстречу Коналлу, но, казалось, никак не мог сфокусировать на нем взгляд.
— Ты очень трудный пациент, но, возможно, это поможет тебе последовать моему совету.
Коналл всадил кулак в боковую поверхность его бедра. Брэндаб завопил от боли, и у него подогнулись колени.
— Ушиб четырехглавой мышцы вызовет временный паралич этой мышцы и нестерпимую боль. Если не можешь стоять, то не можешь и драться. Прими свою несостоятельность и признай поражение как джентльмен.
Но Брэндаб, похоже, слышал лишь подстрекательства своего отца и Хартоппа. Он продолжал стоять. С подогнутой ногой и прижатым к боку локтем, которым прикрывал травмированное место, откуда боль распространялась по всему телу. На его лбу проступила испарина.
— Ни один паршивый англичанишка не победит меня, — сказал он, схватил Коналла за грудки, рванул на себя и нанес ему удар в солнечное сплетение, за которым последовали другие.
Брэндаб бил его в живот до тех пор, пока Коналл, не имея возможности вздохнуть, безвольно не повис на его руке. Тогда Брэндаб отпустил его, и Коналл рухнул на землю, хватая ртом воздух.
Брэндаб вдобавок лягнул его под ребра ногой. Согнувшись от боли, Коналл катался по траве.
Под торжествующие крики шотландцев на пороге дома Брэндаб вновь занес ногу для очередного удара.
Но на этот раз Коналл был к нему готов и, схватив противника за ступню, повернул. Корпус Брэндаба вынужден был повернуться в том же направлении. Потеряв опору, Брэндаб тоже рухнул, уткнувшись лицом в землю.
Разъяренный Коналл поднялся на колени.
— Ты сам на это напросился, — сказал он и нанес удар под номером четыре, по почкам.
Брэндаб выкрикнул что‑то нечленораздельное, но встать уже не смог. Он молотил кулаками землю, почти как ребенок в приступе истерики, борясь с невидимой болью, сотрясавшей все его тело.
Коналл встал на ноги, сорвал с кустов сюртук и накинул на плечи.
— Теперь мы с тобой покончили с этим делом, — сказал он Брэндабу, который сумел приподняться на четвереньки, как собака. — Никому не позволяй называть себя цветочным, когда начнешь мочиться розовой водицей.
— Балленкрифф!
Повернувшись на окрик, Коналл увидел, что Дункан поднял пистолет.
— Ты опозорил нас, Балленкрифф. А Маккалохи долго не живут в бесчестье.
Коналл взглянул в лицо человеку, отказывавшемуся проигрывать, чего бы это ему ни стоило. Быстрым движением он схватил Брэндаба за спутанные волосы и выхватил из кармана сюртука кинжал.
— Очень хорошо, — ответил Коналл. — Я покончу с бесчестьем прямо сейчас. Я перережу твоему сыну сонную артерию, и в течение нескольких секунд он умрет от потери крови. Или… — добавил он, переместив нож к его паху, — или перережу ему бедренную артерию, чтобы покончить с его мучениями еще быстрее. Или, может, предпочтешь, чтобы он перестал мучиться и я кастрировал его, прервав таким образом ваш злосчастный род раз и навсегда?