— Сейчас же отпусти меня, балда! Я тебя предупреждаю!
— Не трать понапрасну слова, — сказал он, неумолимо приближаясь к воде.
Она крепко обвила руками его шею. Он буквально читал ее мысли. Если бросит ее в ручей, она потянет его за собой. Как будто он позволит ей это.
Шона со страхом смотрела на воду внизу.
— Если ты меня намочишь, я… я…
— Да?
Его твердый подбородок не позволил ей произнести еще одну угрозу.
Она игриво признала поражение:
— Я больше не скажу ни одного бранного слова.
Он прищурился:
— Даешь слово? Свое честное слово?
— Да, — энергично кивнула Шона.
Коналл опустил правую руку. Ее ноги соскользнули на землю и стояли теперь всего в нескольких футах от ледяной воды, а тело Шоны было плотно прижато к его телу. Отделившись от его плеч, она нервно посмотрела ему в лицо. Но Коналл вдруг обнаружил, что не может ее отпустить.
По ее лицу прокатилась волна невысказанных чувств — чувств, которые являлись отражением его собственных. Его сердце в груди гулко стучало в одном ритме с бьющей в набат совестью. Плохо, плохо, плохо, говорила его совесть, приводя тысячу причин, почему это плохо.
Но Шона смотрела на него с ожиданием. Жилка у основания ее шеи бешено пульсировала. Ее естественная красота слепила его пресытившийся взор. Веснушки, припорошившие смуглые от загара щеки. Плечи, тонущие в море волос цвета вороного крыла. Сияющие зеленые глаза, подобные витражным окнам старинной церкви, в обрамлении густых черных ресниц. Его ноздри уловили легкую мускусную ноту природы, и его чувства, взмыв, вышли из‑под контроля. Неистовая и неприрученная, она принадлежала только этой незнакомой ему шотландской пустоши, которая их окружала, и все же была послушна его рукам.
С момента встречи с этим созданием он испытывал желание обладать им. Ему было мало быть ее господином, он хотел стать господином ее желания. Коналл наклонил голову, приблизив губы к ее приоткрытым губам. Как только их губы соприкоснулись, увещевающие голоса в голове тотчас умолкли.
Едва его губы примкнули к мягкости ее плоти, в глубине его груди что‑то вспыхнуло. К его удивлению, она не отшатнулась от него, а приняла. Сексуальное желание, столь долго дремавшее в нем после смерти Кристины, пробудилось. Он нежно взял в ладонь ее голову, чтобы не вспугнуть только что пойманную птичку. Его губы медленно заскользили по ее губам, соблазняя, нет, умоляя, раскрыться ему навстречу.
Наконец ее губы ответили, осторожно исследуя его на вкус, и его согрело тайное волнение. Он зажег в ней огонек желания и теперь хотел обратить его в пожар.