Коналл вскинул голову:
— Туше. Но эти денежные крохи не позволят закупить для каждой фермы все необходимое. И ты это отлично знаешь.
Шона вздохнула, чтобы взять себя в руки.
— Я знаю, что вы хотите сделать то, что считаете лучшим для вашего поместья. Но, отрезав кусок здесь, отрезав кусок там, не станете богаче. Сохранение земель в неприкосновенности неизбежно связано с экономией. Но экономить вечно не придется. А земля… земля — это навсегда. Нет ничего лучше, чем вкладывать деньги в свою собственную землю. Отдадите ее сейчас и никогда не вернете назад.
Коналл обдумал ее слова. Ему предстояло сделать очень трудный выбор: либо стать бедным землевладельцем, на чем настаивала Шона, либо начать распродавать унаследованную от предков собственность, как рекомендовали Стюарт и Хартопп.
Шона заглянула ему в лицо:
— Я не говорила, что у нас все легко и быстро получится. Но дело того стоит.
Его глаза обратились к горизонту. На лбу пролегли морщины тревоги. Он уже ощущал нехватку денежных средств на недоимках. А если начнет вкладывать капитал, то и вовсе окажется на мели.
Жизнь в Англии была куда проще. Он работал, и ему платили. Всегда завуалированно. Как доктору благородного происхождения вознаграждение за его услуги ему оставляли в карете или в шелковом мешочке на столе, который он забирал, отобедав с семьей. Как благородный землевладелец он мог взимать ренту лишь четыре раза в год и то, если урожай был богатый. А если земля не уродила, он ничего не мог поделать. Дать деньги арендаторам — такое решение требовало смелости. Шла война, и работать на полях было некому. Так что, если его арендаторы будут влачить жалкое существование, его первым сгонят с земли кредиторы.
Коналл вздохнул:
— Полагаешь, я смогу получать доход к тому времени, когда Эрику придет пора жениться?
— Это я точно могу пообещать, — улыбнулась Шона.
— А если нет, тебе придется научить меня стать фермером.
В ее глазах сверкнули огоньки.
— Вас? Стать фермером? С нежными ручками и лондонскими привычками? Едва ли я дождусь такого времени.
Он подбоченился:
— Это что за измышления? Я еще бодрый и здоровый. У меня крепкая спина и сильные руки!
— Сколько вам лет?
— Тридцать пять.
— Ни хрена себе! Я думала не меньше пяти десятков.
Ямочка у него на щеке углубилась.
— Ну, это уже слишком! Пора промыть твой грязный рот.
Коналл обхватил Шону руками, заставив взвизгнуть от неожиданности, и с упрямой решимостью потащил вниз по склону к ручью.
— Нет! Не смейте окунать меня в воду!
— Сама напросилась.
Повиснув на его руке, Шона безвольно болтала ногами.