— еще бы! Она просто жить не может без экстрима, скалолазание и прыжки с парашютом летом, сноуборд и горные лыжи зимой, о-о-о!
Почему все совершенно не так?!
Почему она корова, толстая жаба, с сомнительным знанием искаженного немецкого и с вечной проблемой поиска колготок, которые можно без особых энергетических затрат натянуть на бедра? Почему, почему?!.
И почему она до сих пор, с ослиным упрямством и малопонятной отстраненностью, называет «женщиной-цунами» ту, кто на самом деле является ее матерью? Это, по меньшей мере, смешно.
Но Елизавете вовсе не хочется смеяться, ее сердце разбито. Еще бы, родная мать (богиня, о которой можно только мечтать) отказалась от нее: много лет назад в первый раз, а сегодня — во второй. Всё яснее ясного, Елизавета просто не понравилась ей, вызвала откровенную неприязнь своим затрапезным толстомясым видом. Ведь наверняка рекламная красотка надеялась совсем на другое, к тому же старый негодяй Карлуша, гореть ему в аду, обнадежил: «твоя дочь красива, как бог».
Красива, как же! — отстой, полный отстой!!!
С таким отстоем стыдно показаться на людях, его не возьмешь на модный показ и на вечеринку в честь усыновления Анджелиной Джоли очередного темнокожего младенца. В продвинутых галереях и дорогих бутиках ему тоже не место, да и что там может прикупить себе отстой? Разве что носки со стразами и обруч для волос, остальное на него просто не налезет. Отстой не представишь врагам и уж тем более друзьям, не стоит давать им лишний повод позлорадствовать.
Логика Женщины-Цунами вполне объяснима, но от этого Елизавете не становится легче.
Она даже начинает подумывать о смерти: самоубийство — вот самый подходящий выход из положения.
Можно сигануть из окна, а лучше — с крыши; можно повеситься в скверике рядом с домом; можно выжрать целую упаковку Карлушиного снотворного, предварительно запихав таблетасики в торт «Санчо Панса» и совместив таким образом приятное с полезным; можно, в конце концов, броситься с моста. В каждом из способов ухода есть свои недостатки и свои преимущества, константа же одна — Елизавета. Вернее, Елизаветино тело, непрезентабельное само по себе. И вряд ли смерть сделает его более привлекательным. Смерть, как и жизнь, идет совсем другим людям.
Совсем-совсем другим.
А если прибавить сюда патологоанатомов и вообразить, какие шуточки они будут отпускать в морге по поводу новопреставленной Е. К. Гейнзе… Если прибавить сюда старого негодяя фатера, который и месяца не протянет после ее гипотетического самоубийства… Нет, со смертью придется повременить. Хотя бы до того времени, пока Елизавета в одно прекрасное утро не восстанет ото сна Кэтрин Зэтой-Джойс (какой она была в возрасте семнадцати лет).