Я бы хотел, чтобы каждый прочитавший эти строки, если ему когда-нибудь придется выступать свидетелем в суде, вспомнил доктора Эдельсона и не пытался произвести впечатление на суд или поразить его своими показаниями. Пусть он призовет на помощь чувство собственного достоинства, свои нравственные и этические принципы, свою преданность истине и абсолютное доверие обеим сторонам.
Недобросовестный эксперт может, конечно, помочь той или другой стороне выиграть дело, но специалисты, подобные доктору Эдельсону, делают честь нашему обществу и медленно, но верно способствуют совершенству процедуры судебного разбирательства.
Поэтому с глубочайшим уважением и восхищением я посвящаю эту книгу моему другу Лестеру Эдельсону, доктору медицины.
С галантностью, присущей всему, что он делал, Мервин Селкирк сказал Норде Эллисон:
— Прошу прощения…
Затем наклонился и с силой ударил по детской щеке.
— Юные джентльмены, — сказал он своему семилетнему сыну, — не должны перебивать взрослых, когда те разговаривают.
Затем Мервин Селкирк вновь откинулся на спинку стула, закурил сигарету и, обращаясь к Норде Эллисон, произнес:
— Так как вы сказали?..
Но Норда Эллисон была не в состоянии продолжать разговор. Она не могла отвести взгляд от обиженных глаз ребенка и внезапно осознала, что это уже не в первый раз…
Пытаясь удержать слезы, «как большой», оскорбленный мальчик помедлил у дверей, пробормотал:
— Простите… — и вышел.
— Это все влияние матери, — объяснил Мервин Селкирк. — Дисциплина для нее — это вопрос теоретический, который никогда не переходит в практику. Когда Роберт возвращается от нее из Лос-Анджелеса, с ним невозможно справиться.
Норде вдруг открылось истинное лицо Мервина Селкирка. Вежливая, ленивая улыбка, приветливость и учтивость — это все маска. За наполовину высокомерными, наполовину шутливыми, но всегда учтивыми манерами джентльмена, привычными для окружающих его людей, скрывался настоящий эгоист с садистскими наклонностями.
Норда резко поднялась, ошеломленная не столько своим открытием, сколько отчетливостью возникшего перед ней образа нового, настоящего Мервина.
— Боюсь, что я слегка нездорова, Мервин, — сказала она. — Пожалуй, я пойду. У меня разболелась голова. Поеду домой, приму аспирин и немного отдохну.
Он вскочил и остановился у нее за спиной. Левой рукой он крепко сжал ее запястье.
— Твоя голова заболела как-то внезапно.
— Да.
— Я могу чем-нибудь помочь?
— Нет.
Он помедлил, как тогда, когда готовился ударить по лицу сына. Она почти физически ощущала, как он собирается с силами для атаки. Но разговор неожиданно принял другое направление.