Я-то это хорошо знал. И мои пациенты знают, что я знаю. Вот такая у нас игра. Они платят большие деньги, а я молчу. Делаю свое дело, лечу их, выслушиваю их исповеди и молчу. Я — могила. На том и стою.
В тот вечер я именно так и поступал, хотя все мои мысли были заняты прошедшим разговором со Скелетом.
Никогда не понимал романтики и специфики сыска. Никогда мое воображение не могло охватить разносторонность фактов, обилия версий. Мне приходилось читать детективы, и я с интересом следил за развитием событий и за мыслью сыщика, но никогда не мог постичь этой механики. Механики мыслей сыщика.
И вот в моей жизни появился Скелет. Бывший милиционер, знаток и в какой-то мере участник преступного мира.
Его догадки и жесткая логичность его умозаключений поражали меня.
— Они забирают не только глаза, но и другие органы, — сказал он.
— Они убивают свои жертвы, — сказал он.
— То, что Юля осталась жива — это дикая случайность, — сказал он.
Вот что сказал Скелет. Он дошел до всего этого сам, и впоследствии я убедился, что он был совершенно прав.
Но и тогда, в тот вечер я это чувствовал. Чувствовал, что не ошибся, доверившись ему.
Вот только одно он сказал зря. Его слова ранили мою душу.
— Даже если я всех поймаю и накажу, вашей девушке это не поможет, — сказал он. И это было так. Он хотел указать мне на бесплодность мести. Разве Юле станет легче от того, что кто-то будет убит?
* * *
К утру я ложился спать. Примерно около четырех часов становилось понятно, что ночь заканчивается, что посетителей больше не будет. Прием пациентов откладывался до следующего вечера и ночи, а я ложился спать.
Моя мама, глядя на меня, вставшего после двух часов дня, всегда смеялась и вспоминала слова Пушкина про Евгения Онегина:
И утро в полночь обратя,
Спокойно спит в тени блаженной
Забав и роскоши дитя…
Хороши забавы и хороша роскошь…
В нашей семье медицина — это наследственная профессия. Не только мои родители, но и дедушка, и прадедушка были врачами. Дальше в глубь веков никто не заглядывал, но было совершенно очевидно, что мои предки были врачами, начиная с шестнадцатого века. С шестнадцатого — потому что именно тогда открылся Дерптский университет с его знаменитым медицинским факультетом.
А именно там учились и становились докторами все мои предки. Так было в семнадцатом, восемнадцатом, девятнадцатом веках… Мои родители был первыми, кто вынужденно нарушил эту славную традицию. Они закончили Ленинградский мединститут. Граница тогда отсекла Дерпт от России. Как, впрочем, и сейчас…
Недавно в консульстве Эстонии мне гордо отказали в визе на въезд. Вышла какая-то девка и что-то прошепелявила в качестве объяснения отказа.