— Площево, — кивнул то ли дед, то ли бабка. — А тебе куда надо?
— В Перематкино. По этой дороге я до Двориков доеду? А там налево, верно?
— Оно, конечно, верно, только от Двориков дорогу не чистят, — последовал ответ.
По тембру голоса Борис определил, что перед ним женщина.
— Не чистят? — глупо переспросил он.
Конечно, разве Любаше могло прийти в голову поинтересоваться, можно ли проехать в их деревню. Она думала, что брат на вертолете с запасами колбасы и тушенки прилетит. Или асфальт поверх снега проложит.
— Надо брать на Лизуново, — сказала дама в зимнем тюремном наряде, — потом на Гидеево, через Молокчу новый мост сделали, и затем на Перематкино. Там особняки выстроили, Федька Ексель-Моксель им дорогу чистит. Проедешь. А на Дворики не бери. Еще можно через военную часть, но круг большой делать, и Жуклино не проскочишь, там две бабки живут, тропинки и те прочистить не могут.
— Погодите, — остановил ее Борис, — давайте заново. Значит, еду прямо до…
— Лизунова, там увидишь, только направо, то есть, — женщина покрутилась на месте и определила, где у нее будет право и лево, — вот сюда не сворачивай. А дальше на развилке в Гидеево лучше спроси, там Зинка Кривая зимует, дом с красной крышей. Взяли моду шифер красить, ее сынок постарался. А дальше через речку рукой подать. После моста на горку въедешь и держись леса, он до Перематкина тянется. У тебя закурить не найдется? Поизрасходовался я на курево.
Это был мужчина! Борис всмотрелся в сизый от мороза треугольник лица, обрамленный ушанкой. Конечно мужик, щетина пробивается. Просто голос у него визгливый, женский. Хорошо хоть бабулей его не назвал. Борис поблагодарил, достал из бардачка пачку сигарет и отдал мужику. Маршрут он представлял себе смутно. Но в третий раз попытаться выяснить дорогу не решился.
Борис колесил по сельским дорогам четвертый час, заезжал в пустые заснеженные деревни, катил вдоль мертвых домов, выезжал на дороги, по которым не было хода, поворачивал назад. Дважды машина буксовала, приходилось откапывать колеса. Он промок насквозь, вода хлюпала в ботинках, противно липли к телу брюки. На улице Борис мгновенно замерзал и, даже работая лопатой, не мог согреться. В теплом салоне несколько минут дрожал от холода и мысли, что, если съедет на обочину — все, без трактора не выбраться.
Метель не утихала, радио бодрыми дикторскими голосами сообщало о месячной норме осадков, упавших с неба. Быстро смеркалось, фары пробивали снежную завесу лишь на три метра. В довершение всех бед кончался бензин. Борис рассчитывал проехать обещанные двести километров, бак был заполнен на две трети. То ли счетчик барахлил, то ли расход топлива при медленной езде увеличился, но красная лампочка на панельной доске светила дьявольским глазом.