Ленин открыл двери института и нашел дрова, чтобы Петр Бородин не замерз в аудиториях. Хлеб, воблу — чтобы Петр Бородин не подох от голода. Еще он объяснил Петру Бородину, для чего нужны геотектоника на земле и другие науки. И какой должна быть земля, Это было здорово, черт побери, — жить, по-своему переделывая этакую махину! Это была стоящая цель! Можно идти к ней разными дорогами: носить кожаную куртку чекиста или фартук молотобойца, сочинять стихи или отмыкать кладовые, в которых хранит свои сокровища планета. Важно, чтобы все дороги вели в одну сторону.
И Петр Бородин шел своим путем, дорожа каждым днем, каждым часом — так хотелось успеть больше. И собственно говоря, это и были его политические взгляды — как можно больше успеть в том, чего хотел Ленин и научил хотеть Петра Сергеевича. Нет, он не находил в своих политических взглядах криминала!
Но и о политических взглядах больше не спрашивали. Не было ни судебного разбирательства, ни настоящего следствия. Черт знает, что было! Потом вызвали и предложили расписаться: с постановлением ознакомлен… Десять лет.
Значит, Петр Бородин — враг народа?.. Позвольте, это нелепость… Это… это… Но где суд, которому можно объяснить, который должен понять? Что же происходит такое? А? Как может происходить?
Он лихорадочно восстанавливал в памяти свои дни и дела. Думалось, где-то там затерялось, осталось содеянное им нечто, повлекшее за собой весь теперешний ужас. Незамеченная в свое время ошибка, промах, которому не придал значения. Пусть незначительная, но — вина, повод.
Ничего подобного не удалось вспомнить. Ему даже на фронт не позволили уйти, объяснив, что совершенно необходим в тылу. Значит, ценили? Значит, понимали, что он чист? В конце концов, тех, у кого имелись, видимо, грехи за душой, посадили еще в тридцать седьмом или перед войной. Ему казалось, что это честнейшие люди, — он мог ошибаться, но кто-то не ошибался. И эти кто-то, конечно, тогда же проверили и его! Что же вдруг изменилось?
Он стал перебирать друзей, сослуживцев, просто знакомых. Кому могло понадобиться оболгать его, клеветой отомстить за что-либо, убрать с дороги? Да, кому он мог помешать?..
Никому как будто…
Петр Сергеевич пытался доказывать дикую бессмысленность происшедшего. Вначале писал, жаловался — и в то же время думал о том, как должны восприниматься жалобы. Ведь к врагам народа следует быть беспощадным! Нет, не может существовать смягчающих вину обстоятельств! И конечно, только матерый враг способен так изворачиваться — уверять, что совершенно невиновен.