Смешно обижаться на него, бандит есть бандит. Но дом принадлежит тебе, Петр Бородин, тебе и миллионам людей. Рано или поздно бандит убежит или его свяжут. А дом останется, этот дом вечен. Какое значение имеет твоя маленькая судьба, твои обиды, когда находка нужна людям, всем людям, их и твоему дому — Родине? Ты хотел заставить себя позабыть об этом и в самом деле совершить преступление?
Петр Сергеевич беспомощно оглянулся кругом, словно избушка была западней, а он только теперь, неожиданно понял это. Умирать здесь? Нет у него права умереть! С рассветом двинется в дорогу — он должен, обязан рассказать о находке. Обязан дойти, пройдя через «их» рогатки. И он дойдет. Дойдет!..
Донесет свой обсидиановый топор!
Он как-то успокоился сразу, словно нашел в пустоте опору или точку равновесия. Расслабил мышцы, чтобы отдохнули, готовясь к последнему великому усилию, И вдруг вспомнил, что делать это усилие незачем.
Качнулась, рухнула в бездну призрачная опора.
Допустим, он проскользнет в Москву. Расскажет о месторождении. А дальше? «Они» заявят свои права на беглеца Бородина.
Что изменилось за эти годы?
Ничто.
Петр Бородин доползет, расскажет: «Я оказался прав. Не напрасно работал, тратил народные деньги. Есть месторождение. Существует». А после этого Петра Бородина снова загонят в лагерь, потому что «они» скажут; «Петр Бородин — враг народа, бежавший из заключения».
Если каторжник находит в забое алмаз, с него не снимают цепей. Он остается преступником, находка не делает человека честным.
Пусть так. С этим можно примириться. Совесть его будет чиста, он сделает свое дело на земле. Расплатится и за солнечный свет, и за те дрова, которые согревали для него аудитории, когда в нетопленных квартирах дрожали дети. За воблу и хлеб, которые он ел, когда другим нечего было есть. Но кто будет знать, что он расплатился?
Он выпестовал мысль об этом месторождении, выстрадал, выторжествовал. Теперь он нашел его, как находят свою любовь. Искал и нашел. Это его творчество, его детище. И кто-то другой, не вложивший своего сердца, своей боли и гордости, приедет закладывать пробные выработки, по-своему называть их, своим именем подписывать документацию?
Нет! Пусть сам найдет это железо, сам! Петр Бородин не совсем свихнулся еще, чтобы дарить кому-то кровоточащий кусок своей жизни. Лучший ее кусок! Нет!
Это опять полыхал гнев.
В темноте тускло мерцали дотлевающие угли. Казалось, они плавали в ней, презрев закон тяготения. Ночь вобрала в себя все, кроме них. Угли дотлевали в черной безграничности. Погаснут — и у тьмы не станет ни одной определенной точки, стороны или направления. Ничего не останется, кроме самой тьмы. И бессмысленно будет искать в ней широкое плечо бригадира Фиксатого — ушел. Он сам прогнал его — беспомощный слепец, оставшийся без поводыря! Обрек себя сам на голодную смерть в тайге, когда впереди была какая-то жизнь под солнцем, греющим спину.