Мать устроила его к себе на завод.
Здесь людей сближали другие интересы, иные стремления. Все еще мальчишеское желание, чтобы на него смотрели, говорили о нем, помогло Витьке, в союзе с природной сметкой, уже через полгода слесарить по четвертому разряду. Некоторый опыт парень приобрел в колонии: жизнь все-таки сильнее воровских законов, ему приходилось зарабатывать паек у тисков.
Витька не вспоминал о своей кличке, о кодле. Может быть, потому, что всегда тянулся не к воровской профессии, а к угарной воровской славе. Пожалуй, он и раньше предпочел бы считаться вором среди воров, обходясь без краж.
Новая жизнь не казалась праздником, но устраивала больше прежней. Конечно, недурно украсть тысяч десяток сразу, для карманных расходов, и прибарахлиться как следует, но…
За этим «но» стоял страх.
А мать радовалась, что сын выправился, поумнел. Откуда ей знать, матери, что не разум и не совесть решают такое. Случай решает, и решает слабость.
Случай окликнул Витьку хрипловатым голосом парня с беспокойным взглядом:
— Витёк, ты? Давно на воле?
Три года назад квартирный вор — скокарь Солидный — называл Витьку пацаном. Теперь он разговаривал с ним как равный:
— Я только позавчера вышел. Три года тянул. Слыхал, босяки толковали — душок у тебя правильный, оказывается. Молодчик… Ну, как?
Под этим «как» подразумевалась целая куча вопросов: с кем ты, везет ли тебе, что ты можешь предложить?
— Да не шибко, — неопределенно ответил Витька.
— Есть дело. Правильное, свободы не иметь. Кусков на сорок.
Сорок тысяч!.. Витька прикинулся равнодушным, а не испуганным:
— А если пустышку потянем?..
Пересыпая речь жаргоном, Солидный принялся уверять, что игра стоит свеч. Предполагалось обворовать квартиру зубного врача, работающего частным образом.
— Скок — это не моя специальность, — увиливал Витька.
Солидный прищурил бегающие глаза:
— Коленки трясутся?
На этот раз, по 167-й статье Уголовного кодекса, Шугин получил пять лет.
— Здорово, урчки! — крикнул он, заглушая голос отчаяния, когда пришел в камеру после суда. И запел, приплясывая:
Всю жизнь по проволоке,
Все дальше к северу.
Зачем поймал, легавый? Отпусти!..
Снова, на этот раз надолго, он стал Витько́м Фокусником.
Смакуя, рассказывал о ловких и добычливых кражах, якобы совершенных им за годы жизни на свободе. Десятками вел им счет. Для большей убедительности называл имена воображаемых соучастников, небрежно щеголяя кличками знаменитостей. Знал уже: выдумки его потеряются среди других, похожих рассказов. Забудутся подробности. Да и не станет никто проверять — было это или не было этого.