Ну, я молодой, вспылил.
«Что за сравнения?! — кричу. — Могу позвонить в Комитет госбезопасности, и будете сидеть перед следователем КГБ. если желаете…»
С идеологией тогда не шутили, он тон сбавил. Говорит: «Я. правда, воевал летчиком, самолет немцы сбили, и 9 мая 1943 года меня допрашивал следователь гестапо».
Тут до меня дошло, наконец. Стало не по себе. Конечно, он эти две бутылки коньяка заглотнул. Типичный алкоголик: нос красный, разбухший, руки дрожат. И акт фиктивный он, конечно, составил.
Пара бутылок — это взятка. Попадет дело в суд. надолго упекут фронтовика. И хотя я пацан еще был. сообразил, что к чему. Однако от морали не удержался: «Вот вы — боевой летчик, а замарались с ног до головы. Не стыдно? Подумайте об этом». И отпустил человека.
И вот года через три еду в троллейбусе, подсаживается человек в форме гражданской авиации: «Не узнаете?» И называет свою фамилию. Невероятно: нос белый, только прожилки остались, выправка настоящая.
«Я же понимаю, — говорит. — что вы могли меня за две несчастные бутылки коньяка упечь в тюрьму. Вот не знаю теперь, как и благодарить».
И, действительно, тогда роли не играло: две бутылки или тысяча рублей — факт взятки доказан и все. А если ты эти две бутылки взял в два приема, то вторая — уже повторная взятка. Там санкции от 8 до 15 лет. И особо с этим никто не шутил. Но мой летчик бросил пить, ушел из квартирного бюро, переучился и стал работать в гражданской авиации. Такой встречей я был очень доволен.
— Миллионные тиражи — это и миллионы в банке, на личном счету писателя?
— Мой заработок — шесть тысяч в месяц. Вряд ли миллионеры работают за такую зарплату. Просто есть поговорка: «В чужих руках одна штука всегда толще…» Но жаловаться грех, на достойную жизнь хватает.
— Правду говорят, что сегодня можно раскрыть любое преступление — был бы лишь стимул у начальника тех, кто этим непосредственно занимается?
— Это преувеличено. Хотя здравое зерно в таком утверждении присутствует.
— А почему тогда заказные убийства не раскрываются? Не кажется ли вам, что сегодня наше государство практически бессильно перед преступностью, которая развивается и совершенствуется?
— Ну, почему государство бессильно? Государство у нас как раз очень сильное. Но иногда чересчур «гуманное». Преступникам верят на слово, заботятся, оберегают их права. Ведь раньше «заказняков» и быть не могло: заинтересованный человек боялся, что сразу попадет под подозрение. А от подозрения до выщербленной пулями стенки — рукой подать. Сейчас подозрений не боятся.