Что касается ручных гранат, так их он никогда и не скрывал. Тоже ничего нового, это оружие давно известно. Захотят повторить — милости просим. Впрочем, он уверен, что мучиться с запалами никто не станет. Это лишний труд и деньги, с трубкой или шнуром управляться куда проще. Если только ребристый корпус позаимствуют, когда поймут, сколь велика польза от него. Но пока что-то не поняли. Странно. Вот насчет пуль у Градимира соображалка сразу сработала, а что касается гранат, не усмотрел он пока в этом деле выгоды. Воевода как-то поинтересовался этим оружием, но потом благополучно от него отмахнулся: мол, граната, ну и ладно. Гранаты считались малоэффективным оружием. Еще бы: порой они разрываются на три-четыре части, а фугасного эффекта почти что нет.
Решение проблемы с пищалями откладывать в долгий ящик не стали. Едва Градимир отправил гонца с грамоткой к отцу, как тут же призвал к себе пятерых стрельцов и удалился с ними на стрельбище. Вскоре за стеной послышались выстрелы, заставившие встрепенуться и гарнизон, и всех, кто укрылся за стенами. Оно и понятно: ждут подхода ворога. Но вскоре все успокоились, сообразили, что это воевода позабавиться решил, учение учудил. Шутник, видишь ли!
Виктор непременно поприсутствовал бы на стрельбище, но в тот момент он находился на своем подворье. Чай здоровье не безразмерное, помотало его за эти дни изрядно, нужно хоть немного поспать. Прислушавшись к разноголосой трескотне, он как-то отстраненно решил, что по меньшей мере со скорострельностью не ошибся, а как там обстоит с остальным, узнает позже.
Он уже почти дошел до дома, когда встретил травницу.
— Что головушку повесил?
— Здравствуй, бабушка Любава. Ты никак из дома Бояна идешь?
— Оттуда, милок. Сынишку его проведывала.
— И как там?
— Все слава богу. Лучше пока не становится, но и не хуже, а это — уже большое дело. Ничего, еще малость постоит на месте и пойдет на поправку. Да ты-то чай и не о нем справляешься?
— Отчего же. И о нем. Неча ей тут делать. Коли есть такая возможность, пусть бы ехала.
— Нет ему ходу, — разочарованно покачала бабка головой.
— А Неждана как там?
— Коли было бы плохо, я тебе сама уж давно все обсказала бы. Лопает да спит, что ей станется. Только слышь, сдается мне, что женка боярича себе на уме. Гордись, аспид, боярским молочком дочурку твою потчуют. Не завсегда, но перепадает.
— Ну все, теперь я спокоен. Боярское молоко, оно жуть какое справное против холопского худородного.
— Баламут.
— Есть немного.
А что тут скажешь? Хорошо мужику — вот и шутит. И не гляди, что ликом чистый висельник. Но не только радостная весть о дочке согрела душу. Та, кто ему далеко не безразлична, проявляет заботу о его ребенке. Нет, надежды на что-либо такое у него и в мыслях нет, но вот греет это ничуть не меньше.