— Завещание… — раздумчиво повторил Генрих Львович,— нет, то есть да… Но это ведь, пожалуй, на сей час и не главное… Я бы хотел, чтобы вы помогли мне разобраться в целом, что тут происходит и что произошло и, главное, нашли первого свидетеля, Екатерину Исаевну Рюмину, сиделку отца, видевшую его последней! И, вероятно, знающей о нем очень многое, чего не знаем мы.
— Вот теперь мне понятно.
— Хорошо, но вы должны провести расследование совершенно дискретно. Никто не должен заподозрить о вашем расследовании и о вашем существовании вообще... Я готов даже взять с Вас письменное обязательство…
— Это лишнее…, — поморщился тот,— в нашей этике это и так понятно…
— Вы ничего не записывали из нашего разговора, неужели полагаетесь на свою память?
— Как раз наоборот, Генрих Львович, вся наше беседа записана на магнитофон и у меня будет время всё внимательно прослушать ещё раз. Полагаю, однако, мне придется побеспокоить вас и не однажды.
— С этим нет никаких проблем. Но только не по домашнему телефону и не по сотовому.
— Разумеется.
12
Артур Львович отказался жить у брата на время своего пребывания в Петербурге, хотя тот настойчиво приглашал, и снял маленький уютный номер в новой частной гостинице в самом центре за удивительно умеренную плату. Особняк отца оцепили на время расследования и закрыли. На его отказ жить у Генриха Львовича, было много причин. Главная из них заключалась в его желании провести собственное расследование. Начал он с господина Федора Ивановича Коконина, личного водителя Льва Давидовича . Артур знал Федора, как его просто называли в семье, много лет. Он был, в некотором смысле, доверенным отца, так, по крайней мере, полагал про себя Артур. О человеке этом почти и не было сведений, кроме того что происходил он из финнов, и этим гордился, имел где-то семью, кажется жену и дочь, и по-собачьи был предан Льву Давидовичу. Годов ему было около шестидесяти, то есть чуть меньше чем хозяину, и выглядел очень уравновешенным, очень молчаливым и весьма замкнутым человеком. Лицо круглое, бледное с маленькими светлыми глазами выражало равнодушие ко всему, а прямой редкий русый с сединой волос уже не мог скрыть лысину. Одевался он всегда педантично, костюм, белая накрахмаленная и отутюженная рубаха и непременно галстук, часто подарок патрона. Хотя принимая дары Льва Давидовича, носил он галстуки всё же свои, старомодные, по своему вкусу, и трудно было объяснить это его врожденное упрямство. Впрочем, мода меняется и бывали времена, когда именно эти его старые галстуки выглядели весьма даже презентабельно. Да и сам Федор Иванович походил на служащего банка или деловой конторы. Он водил старую черную Волгу Льва Давидовича уже около тридцати лет так, что автомобиль превратился в часть его самого, или, по крайней мере, в члена его малочисленной семьи.