― Ну, Маша, извини…
― Нет, теперь я тебе скажу, раз начал! – раздраженно произнесла она,– Я скажу тебе, Геня, что не нравится мне вся эта история! Крутит там что–то этот Аркадий Петрович с дядькой вашим. Да и папенька ваш хорош! Опять экий фортель выкинул.
― Маша, прошу тебя… Мы на отдыхе…
― Сущий детектив! Честное слово! Только помер и тут же объявился! Живой и невредимый! Только в чужой стране и под чужим именем! И через год опять помер!
― Не помер, а убили его, Маша…
― Так ведь и в прошлый раз убили, как будто, только мы не могли понять кто. А потом нате, обнаружился и опять исчез! И снова без завещания.
― Мы даже не были на похоронах! Маша! – взмолился Генрих Львович.
― Что Маша, что Маша!? Ведь этого не может быть! На сей раз совсем не может быть! Я вот как рассуждаю Генрих, чисто по-женски, по матерински, что у него тогда свои цели были, свои тайные планы. Ну, там скрыть этот позор от всех нас со своим незаконнорожденным сыном и воссоединиться с ним. А теперь–то что? Опять тайна? – она сердито отодвинула бокал и сидела, казалось, в полной растерянности, не зная, что можно ответить на собственный же вопрос.
47
Артур, наконец, сумел дозвониться до Аркадия Петровича. Несколько попыток оказались тщетными. То ли старый адвокат нарочно не брал трубку, то ли был в отъезде. Но на сей раз он ответил.
― Аркадий Петрович?
― Да, я.
― Аркадий Петрович, это Артур, узнаете? Я вас уже неделю ищу…
― Отсутствовал, извините.
В голосе адвоката Артуру послышались какие–то неприятные нотки. Это было ново для Артура, знавшего семейного адвоката, почти члена семьи, всегда любезным и дружелюбным.
― К сожалению, отец умер… умер безвозвратно… Нож проник в сердце… Смерть наступила в считанные секунды…
― Я знаю. Соболезную.
― Преступников не поймали. И вряд ли поймают.
― Извините, но я ничем не могу помочь.
― Я не к тому, Аркадий Петрович, я бы хотел узнать о завещании. Кому отец завещал что?
― А с завещанием та же история, что и прошлый раз.
― Как так? Что это означает?
― Завещания нет.
― Нет?
― Нет.
― И что теперь с его наследством?
― Дом на Крестовском в Петербурге со всем содержимым, я распорядился разделить между вами, тремя его прямыми наследниками. Но теперь, однако, появился ещё один… И тоже законный некоторым образом. То есть этот мальчик, его родной сын, только от другой матери, как и Вы, впрочем. Но его я не вписал, потому что тогда ещё не знал. Теперь это дело вашей совести.
― А что с денежной частью наследия?
― Тут у меня никаких сведений и распоряжений нет.
― Но где–то должны быть его деньги!
― Мне об этом ничего не известно. Он делал бизнес со своим братом, Гарри Фридландом, вашим дядей. Как-то, Гарри жаловался мне, что ваш папенька должен ему много денег. Но не могу судить.