Предчувствие беды охватило Екатерину Егоровну. Она прижалась, глазом к замочной скважине, но ключ мешал ей видеть комнату.
Захаров бросил письмо на стол и несколько раз прошелся по кабинету. В письме – конец его мучениям и, может быть, смерть. Он остановился. Наверное, смерть!
Что иначе значил намек Долинина?
Он решительно подошел к столу, разорвал конверт и бегло пробежал глазами. Подпись: «Целую тебя».
Он перечитал письмо снова: «Радуюсь, что твой дурак согласился. Вечером приходи к своей матери; я передам тебе билет. Там же объясню маршрут. Целую тебя»., Захаров тяжело опустился на стул. Разве после этого могут быть сомнения? Смерть! Смерть!
В дверь постучали.
– Обед подан! – раздался голос жены.
Его затрясло. Если он взглянет в лживые глаза этой распутницы, он убьет ее.
– Я не буду обедать, – ответил он глухо и, перейдя к дивану, лег на него. На миг он потерял сознание.
Вспомнилась ему его беззаветная любовь к ней, и стало жалко этой поруганной любви. Именно поруганной. Полюби она другого – было бы легче. Здесь же не может быть и речи о любви. Он стар и безобразен, но богат. Она продалась, продалась, как распутная… Он застонал, схватившись руками за голову.
– Сеня! – послышался тревожный голос за дверью.
– Уйди! – почти простонал он, похолодев от ужаса при мысли, что он должен ее увидеть, что это неминуемо.
– Только не теперь, не теперь, – пробормотал он как безумный, и вдруг нелепая мысль мелькнула в его голове. Он надел шляпу, для чего‑то сунул в карман револьвер, лежавший в столе, и осторожно вылез из окна. Крадучись, как вор, он обошел палисадник и почти бегом пустился к берегу Волги.
– Что с нашим барином? – с тревогой говорила Екатерина Егоровна, смутно чувствуя беду. Луша сокрушенно покачала головою.
– Надо полагать, заприметил что, – сказала она шепотом.
Екатерина Егоровна вздрогнула.
– Но ведь мы вчера помирились?
– А сегодня накатило, – объяснила Луша, – или, может, опять что подозрительное подвернулось!
Екатерина Егоровна беспокойно стала ходить по комнате. Тишина в доме пугала ее.
«Господи, хоть бы он крик поднял!» – думала она, с тоскою и страхом взглядывая на запертую дверь кабинета…
Наконец она не выдержала этого напряженного состояния, бросилась в спальню и через минуту вышла оттуда с накидкой на плечах и в шляпе.
– Луша, – сказала она, – я не могу больше мучиться. Если он спросит про меня, скажи, что я ушла к матери!
Луша вздохнула и сочувственно кивнула головою.