Впрочем, несколько горячих слез упало из глаз Захаровой, которая шла под руку со своею величественной матерью, исполненная тайной грусти и разочарования.
Сама же полковница Калкунова сияла великолепием. Со стороны можно было подумать, что и похороны устроены только для того, чтобы она могла шествовать за гробом, – с такой величавостью и грацией она ступала по мостовой, усыпанной ельником.
– Злодей, негодник! – говорила она нараспев, подцепив по дороге Лапу. – Состоите у меня жильцом, я считаю вас другом своего сердца, и вы, находясь в самом водовороте дела, ничем не делитесь со своим другом. Ну, будьте же паинька! Что, убийцу нашли?
Лапа дремал подле нее, хотя из‑под опущенных век глаза его пытливо смотрели на Екатерину Егоровну, удрученную печалью.
– А? Что? Вы говорили, кажется… – очнулся он.
– Злодей, притворщик! – полковница кокетливо ударила его по руке и обнажила образцы искусства столичного дантиста. – Он нарочно притворяется, что не слышит Убийцу нашли?
– Найдут, вероятно, – ответил Лапа, – следователь очень проницательный человек. Простите! – и он вдруг оставил полковницу, глубоко возмущенную его изменой, но она тотчас успокоилась, ухватив за рукав Силина.
– Вообразите, мой ветреный поклонник меня бросил, Степан Иванович. Будьте же мне верны, мой рыцарь. Скажите, ваша сестра очень убивается? Ее здесь нет?
– Чертовски! – ответил Силин, с отчаянием осматриваясь, нельзя ли, кого‑нибудь подсунуть в жертву этой руине. – И ее здесь нет!
– Ах, как я ей сочувствую! – встряхнула полковница небольшим палисадником на своей голове. – Моя Катя и та скорбит, что же она? Когда умер мой муж, я, помню, отказалась утром от обычной чашки кофе и плакала, плакала… Скажите, вы все знаете, убийца найден?
Силин сделал серьезное лицо.
– В подозрении, в подозрении. Однако простите! – и, быстро рванувшись в сторону, он скрылся в толпе.
Николай шел рядом с братом, который разговаривал с Весениным, когда его кто‑то взял под руку, и он с удивлением увидел подле себя Лапу.
На этот раз Лапа не дремал и глаза его светились живым огнем.
– Хожу один в огромной толпе как неприкаянный и решился подойти к вам. Вы не в претензии?
– Ничуть! Чем могу быть полезен? – сказал Николай.
– Обществом, только обществом, – ответил Лапа. – Здесь такая арена для наблюдений, с кем же поделиться впечатлениями, как не с писателем. Ах, и я когда‑то писал! Стихи писал. Потом бросил, сознав, что это бред больной души и раздражение пленной мысли. Стал изучать право и сделался письмоводителем при следователе…
Николай шел молча, тяготясь непрошеным обществом Лапы.