– Ну не подписывался, – сухо сказал Юрий Петрович, – и что дальше? Ты хочешь, чтобы я тебя пожалел? Скажи как, если смогу – пожалею.
– Я хочу, чтобы вы мне объяснили, как такое может быть? Как такие решения принимают?
– Знаешь, Костя, я пока тебя ждал, думал, что страна наша все более походит на монархию, а сейчас понимаю, что сравнение это некорректное. Мы не монархия – мы римская империя. Престол передается не по наследству, а по назначению – преемнику, сенат для видимости, власть неограниченная, ФСО – та же самая преторианская гвардия. Ну и решения принимаются соответствующим образом. Вот Клавдий какой-нибудь или Калигула – они решения как принимали? Советовались с кем-нибудь? Может, да, а может, и нет. И ничего, больше трехсот лет просуществовали. А мы только в начале пути. Как тебе такая перспектива на триста лет?
– И тридцати лет нет, не то, что трехсот, – ответил Костя. – И вы это знаете не хуже меня.
– Ну, знать не знаю, однако опасение такое имеется, хотя меня через тридцать лет, как ты понимаешь, мало что будет интересовать. Еще выпьешь, – он протянул фляжку. Выпили по большому глотку. – Пошли назад, что-то холодно стало.
– Меня вообще колотит, – сказал Костя. – Простудился, может?
– Да нет, это нервы, пошли скорей в дом, чаю попьем, футбол посмотрим, сегодня Лига чемпионов. Если хочешь, у меня оставайся, спешить тебе в ближайшие дни некуда, если только к Лизе не поедешь.
– Она в Италии, – сказал Костя.
– Тем более оставайся, хотя полагаю, что видеть меня ты сегодня не очень хочешь. Так ведь?
Костя не ответил, и всю оставшуюся дорогу до дома они шли молча.
– Зайди, хоть чаю попьем, – сказал Юрий Петрович у ворот. Костя покачал головой.
– Нет, спасибо, я домой.
– Одному тяжело будет дома…
– Справлюсь.
– Ладно, – не стал уговаривать Юрий Петрович, – раз не хочешь сегодня разговаривать, значит, не разговаривай.
– В чем смысл? – спросил Костя. – В чем смысл того, что вы делаете? Вы сами как себе все это объясняете?
– Я делаю то, что умею хорошо делать, и получаю удовольствие от хорошо сделанного проекта. И расстраиваюсь, если мне не удается его сделать. То же самое, что на любой работе, если ты к ней профессионально относишься. И сейчас я очень расстроен в том числе и потому, что в результате нашей деятельности могут пострадать люди. Но я не могу им помочь.
– А если могли бы?
– Тогда бы помог. Я лишний грех на душу брать не хочу. Точно бы помог, может, еще и помогу, если совсем дело не туда пойдет.
– Хорошо, – сказал Костя и пожал протянутую руку, – я понял. Надо подумать. Я позвоню.