– Проснусь знаменитым, это да, только вот смогу ли заснуть потом. Не обращайте внимания, – он улыбнулся Юрию Петровичу, – это из меня остатки страха выходят.
– Не надо, чтобы весь страх выходил, пусть останется чуток, – совершенно серьезно сказал Юрий Петрович, – все должно быть в правильном балансе – страх, смелость, злость, доброта, амбиции и так далее. Ну что, хватит на сегодня?
– Наверное. Завтра во сколько?
– Пока не знаю. Позвоню, думаю, часов в восемь-девять.
– И до?
– Не знаю. Как получится. Лучше ничего не планируй. Если уже запланировал, отмени.
– Я не планировал, просто обещал Лизе, что завтра приеду.
Юрий Петрович развел руками. Костя правильно понял его жест – это исключительно его проблемы, про которые никому слушать неинтересно. Он посмотрел на часы, было начало двенадцатого, глубокая ночь по баленезийскому времени. «Лучше не звонить, – подумал он, – все устали, а утро вечера мудренее. Может быть, удастся заехать к ней днем». Они попрощались с Юрием Петровичем, и он поехал на свою московскую квартиру распаковать чемодан, принять душ и попытаться заснуть. Ведь, возможно, это будет последняя спокойная ночь на ближайшие месяцы.
Все наши накопленные знания, весь жизненный опыт, весь интеллектуальный потенциал можно использовать для прогнозирования событий ровно до того момента, пока человек не встречается с явлениями нового качества. Костя конечно же готовил себя к худшему, но это было сравнимо с подготовкой очень хорошего боксера-любителя к поединку по боям без правил, где к тому же тебе противостоит не человек, а самый настоящий терминатор, пусть даже и не последнего поколения.
Костя всегда был быстро обучающимся человеком, и в этом случае он быстро сообразил, что с терминатором нельзя драться по правилам бокса, но он достаточно долго не мог понять, каким же образом победить этого страшного врага, и первые недели своей новой деятельности тратил все свои силы, чтобы увернуться от неожиданных разрушительной силы ударов, любого из которых в случае попадания достаточно было не просто для прекращения боя нокаутом, но и для травм, несовместимых с дальнейшими занятиями любым видом спорта.
Лиза почувствовала опасность сразу и пыталась предостеречь его от рокового, с ее точки зрения, шага, пусть даже и руководствуясь сугубо эгоистичными мотивами. Услышав на следующий день после возвращения с Бали предельно адаптированную версию того, чем Косте предстоит заниматься, она поняла, что речь идет не о том, сделает он ей предложение или нет, и не том, рожать от него ребенка или нет, а о том, как вообще строить их отношения в ближайшем будущем. Конечно, подходя ко всему этому совсем цинично, можно было бы забеременеть в процессе избирательной кампании с совершенно непредсказуемым результатом. В случае успеха не имеет значения, в чем его суть и вероятность которого она оценивала не больше двадцати процентов (знала бы Лиза на сколько ее оценка превосходила на этот период его собственную), Костя сразу поднимался бы на несколько ступенек вверх и оказывался в той крайне малочисленной группе небожителей, которую недалекая студенческая подруга, умудрившаяся выйти замуж за министра, без тени юмора называла «мужья категории А». Теоретически Лиза была не против стать женой и матерью ребенка категории А, и уж конечно, она смотрелась бы в этом качестве лучше своей толстозадой подруги, но Костя был слишком быстроразвивающимся и непредсказуемым субъектом, чтобы угадать, как он себя поведет, оказавшись «женихом категории А». И потом все это выглядело чересчур цинично и расчетливо и переводило их отношения из романтических, какими Лизе все еще хотелось их видеть, совсем в другое качество. И это при наилучшем сценарии развития событий.