Меня всегда интересовали сильные мира сего (да и как могло быть иначе, ведь моим отцом был граф Уорик!), и это описание мне очень понравилось. Тем не менее я сменила тему разговора, решив выяснить перспективы замужества Изабеллы и свою собственную дальнейшую судьбу.
— Папа, а когда ты уезжаешь? Ты опять поедешь во Францию?
— Никуда я не поеду. — Темные брови графа сдвинулись на переносице. — Я сыт по горло жизнью при дворе короля Эдуарда. А также ролью королевского посланника.
— А что скажет король?
— Ничего. У него и без меня хватает советников. Богом клянусь, Вудвилли просто кишат при дворе.
Это прозвучало очень резко. Мне показалось, что последние слова были адресованы не мне, а графине. Это было очень интересно. Значительно интереснее, чем несуществующий жених Изабеллы.
— Значит, король тебе больше не друг? — уточнила я. — Почему?
Граф медленно повернул голову и посмотрел на меня.
— Насколько я понимаю, леди Анна, вас интересует политика.
— Да, сэр, интересует.
— Анна, ты переходишь границы приличий, — нахмурилась мама. — Ты еще слишком мала, чтобы обсуждать такие важные вопросы.
— Нет, я уже большая, — возразила я. — И мне хочется во всем разобраться. — Внутри у меня все похолодело от собственной дерзости. Что скажет на это граф? Возможно, он просто отмахнется от меня как от маленького ребенка.
Отец издал смешок.
— Я и не заметил, как ты выросла, — признался он.
Я вздрогнула, потому что он неожиданно сгреб меня в охапку и усадил на крышку стоящего рядом сундука. Затем он наклонился ко мне, опершись локтями на колени. Наши глаза оказались на одном уровне, и я заметила на его лице тень тревоги. Я также поняла, что меня ожидает честный ответ. Я скрестила щиколотки и кротко сложила руки на коленях.
— Некогда король был мне другом, — начал отец. — Это действительно так. Я был его правой рукой, его советником. Ты это понимаешь?
Я кивнула.
— Ты великий коннетабль Англии, самый влиятельный человек в стране.
Граф рассмеялся.
— Король гораздо влиятельнее меня, и теперь он вполне оперился, как молодой ястреб. Ему всего-то двадцать пять лет. Молодые люди должны самоутверждаться и пробовать свои силы.
Двадцать пять лет показались мне глубокой старостью, однако я напустила на себя умный вид и важно кивнула.
— Но почему это должно означать, что ты больше не пользуешься его благосклонностью? — поинтересовалась я, опуская взаимоотношения государственных мужей на уровень перепалок, регулярно происходящих между мной и Изабеллой. — Вы поссорились?
Лицо графа окаменело и стало неподвижным, как маска.