— Разумеется, не ту приятную милую штучку, которой ты выглядишь в глазах всей семьи!
— Неужели? Ну что ж, в таком случае, может быть, неплохо было бы показать Бобу и семье, что из себя представляешь ты? Ты тоже далеко не святой. Может, мне стоит рассказать им, где ты пропадал по ночам весь последний год?
— Ты этого не сделаешь, — процедил он сквозь зубы, таща ее вниз по лестнице, ведущей на другой этаж, где находились спальни. Однако он не свернул в коридор, в котором располагались спальни Вики и его матери, а вместо этого свернул в другую сторону и втащил в свою. Она пыталась протестующе крикнуть, но он зажал ей рот рукой, а ногой захлопнул за собой дверь. Она сильно укусила его.
— Ах ты, ведьма! — задохнулся он, яростно тряся рукой, а затем начал сосать место укуса.
— Скажи спасибо, что так легко отделался. Отстань от меня, Алан, — предупредила она. — Ты мне больше не нужен.
Теперь он засмеялся.
— Это действительно так!
— Могу ли я напомнить тебе, что ты уже не раз мне это говорила?
— Теперь все изменилось.
— И что же изменилось?
Эбони собралась было снова прямо в лицо сказать ему о Гарри и о Париже, но передумала. Делать это было бы глупо. Яростная ревность Алана пугала и одновременно каким-то образом привлекала ее. Она лихорадочно думала, что бы ему сказать. Что угодно!
— Ты начал надоедать мне, — выпалила она и только тогда поняла, что говорить это было еще более глупо.
Лицо Алана потемнело, потом скривилось в презрительной усмешке.
— Так ли это? Ты просто дурачишь меня. Только позапрошлой ночью ты никак не могла насытиться мной.
Она густо покраснела от стыда.
— Тогда было одно, — продолжала она, углубляя западню, в которую попала. — А сейчас совсем другое.
— Это действительно так, улыбнулся он. — Так может быть, мы посмотрим, как получится сейчас? Давай сделаем пробу?
Когда он шагнул к ней, Эбони отступила к двери и начала вслепую нащупывать ручку двери. Она нашла ее в тот самый момент, когда он крепко схватил ее за запястья и, держа так, прижался к ней, целуя не в губы, а в шею.
Она задрожала.
Его рот медленно поднимался по длинной белой колонне ее шеи, поцелуи были мягкими, влажными и возбуждающими. Губы продвинулись по щеке до уха, потом к виску, чтобы можно было прижаться к закрытым глазам. К тому времени, как он подходил к уголку рта, она уже умирала от желания открыть рот и встретить поцелуй, который мог завершиться лишь одним.
— Нет, — простонала она, сопротивляясь страсти, вспыхнувшей в ней самой.
— Перестань глупить. — Она ощутила его дыхание на своих дрожащих губах. — Ты по-прежнему хочешь меня так же, как я хочу тебя. Бесполезно это отрицать, Эбони. Я же чувствую, что ты уже дрожишь.