«Кричали они или нет? — задумался Джек. — Бедняга Грейди, каково каждый день чувствовать, как это подступает, и понять наконец — для тебя весна никогда не наступит. Ему не следовало жить здесь. И не следовало терять над собой контроль».
Когда Джек выходил за дверь вслед за Уотсоном, последние слова эхом вернулись к нему с резким треском, словно сломался карандашный грифель, — дурной знак. Господи, Джек мог напиться. Тысячу раз напиться.
В четверть пятого Дэнни сдался и отправился наверх за молоком с печеньем. Все это он проглотил, глядя в окно, потом подошел поцеловать маму, которая прилегла отдохнуть. Она предложила посидеть дома, посмотреть «Улицу Сезам» — так время пройдет быстрее, — но он решительно замотал головой и вернулся на свое место на кромке тротуара.
Было уже пять, и, хотя часов у Дэнни не было (к тому же он все равно не умел еще как следует определять, который час), ход времени он сознавал — тени удлинились, а дневной свет приобрел золотистый оттенок.
Вертя в руках планер, он напевал себе под нос:
— Лу, беги ко мне скорей… Господин ушел чуть свет, ну а мне и горя нет… Лу, беги ко мне скорей…
Эту песенку они все вместе пели в детском саду «Джек и Джилл» в Стовингтоне. Здесь он не ходил в детский сад, потому что папе это было больше не по карману. Дэнни знал, что отец с матерью встревожены этим, встревожены тем, что это усугубляет его одиночество (а еще сильнее тем — правда, об этом не говорилось даже между ними, — что в этом Дэнни винит их), но на самом деле ему не хотелось снова ходить в «Джек и Джилл». Это для малышей. Дэнни еще не стал большим парнем, но и малышом уже не был. Большие ребята ходили в настоящую школу, и им давали горячий ленч. Первый класс. На будущий год. А в этом году он был кем-то средним между малышом и настоящим парнем. Ничего страшного. Он действительно скучал по Скотту с Энди (главным образом по Скотту), но все равно ничего страшного. Ожидать, что будет дальше, лучше в одиночку.
Насчет родителей он понимал многое и знал, что частенько им это не по вкусу, и не один раз они просто отказывались этому верить. Но в один прекрасный день поверить придется. Дэнни довольствовался ожиданием.
Плохо, конечно, что они не умели верить ему больше — особенно в таких случаях, как сейчас. Мамочка лежала дома на кровати чуть не плача — так она тревожилась о папе. Кое-какие ее тревоги были слишком взрослыми, чтобы Дэнни мог их понять, — нечто смутное, имеющее отношение к безопасности, папиному представлению о себе; чувство вины, гнев, страх перед тем, что с ними будет. Но сейчас маму главным образом занимали две вещи: не попал ли папа в горах в аварию