Он говорит, со значением выговаривая слово «зоотехник», звучно произнося «э».
— Откуда? — спрашивает Костик и устраивается у меня на коленях.
Входит хозяйка с большой обливной кружкой и протягивает ее мне.
— Попробуйте нашего квасу, это, можно сказать, наш фирменный квас.
— Это наш квас, — подтверждает Костик.
Я беру гладкую, ласковую кружку двумя руками и начинаю пить.
— А ты его, Катюша, не простудишь? — говорит Константин Константинович, поднимаясь от телевизора. — Квас у нас холодный. Может, подогреть? У вас, как говорится, с гландами все в порядке?
— У меня никогда не бывает ангин, — говорю я, отрываясь от кружки. — А квас, и верно, удивительный.
Квас пузырчатый, острый, с пронзительным и светлым духом полевой мяты. Он шелестит во рту. Все с удовольствием смотрят, как я пью.
— Вот когда голова устанет от какой-нибудь работы, этот квас и надо пить, — говорит Константин Константинович. — Как рукой сымает.
— Вы бы, Константин Константинович, сходили в погребок, — говорит хозяйка.
— А как же, как же! — готовенько отзывается Константин Константинович и, приволакивая ноги по полу, направляется из комнаты.
Я и Костик остаемся у телевизора, по экрану которого мечутся хоккеисты. А хозяйка начинает носить на стол тарелки, чашки, чашечки. Хоккеисты громко щелкают клюшками, толкаются, покрикивают, шайба беззащитно мечется по льду, не в силах увернуться от преследователей, а трибуны шумят и грохочут.
Костик прижимает голову к моему плечу и серьезно, завороженно следит за хоккеистами. Он прислоняется ко мне, как к стенке. И я вроде бы перестаю существовать для него.
По крыльцу раздаются уверенные, сильные шаги, звенит стеклянная дверь веранды.
— А у нас гость, — говорит на веранде Катюша. — Костик опять привел гостя. Очень милый молодой человек, еле уговорили остаться.
— Ну и прекрасно, — отвечает бархатный, чуть снисходительный голос. — А где же наша настойка?
— Константин Константинович пошел.
— Все замечательно.
Мужчина входит в комнату и приветливо спрашивает:
— Где же наши гости?
— Здравствуйте, — говорю я, поднимаю с колен Костика, усаживаю его в кресло и встаю.
— Здравствуйте, — говорит мужчина и протягивает мне увесистую спокойную ладонь. — Константин меня зовут.
— Рогволод.
— Он вас не измучил? — Мужчина кивает на Костика.
— Что вы! Мы смотрим хоккей.
А Костик действительно смотрит хоккей, на меня и на отца не обращает никакого внимания.
За столом я с некоторой завистью разглядывал Катюшу и Константина. Они сидели поодаль друг от друга, на медной витой подставке дымила широкая зеленая кастрюля с борщом, из которой торчал большой деревянный, домашней работы черпак. Но казалось, что между ними все время движется какая-то волна. И от этой волны даже колыхался пар над кастрюлей. И они были очень похожи друг на друга, будто родились от одной матери и где-нибудь при случайной встрече их можно было бы принять за брата и сестру. Оба веснушчатые, спокойные и постоянно поглядывающие друг на друга, сговаривающиеся о чем-то. И за столом крепла тишина, никто не говорил, кроме Константина, который разговаривал размеренным, хорошо поставленным голосом. И в воздухе веяло какое-то странное ощущение, словно, кроме Катюши и Константина, во всем доме никаких других существ нет, кроме, может быть, телевизора. Все остальное, и я в том числе, было просто предметами, призванными окружать, украшать и обслуживать уют, удобство и благополучие супругов. И я даже начал опасаться, как бы Катюша в конце ужина, стирая со стола, не провела в забытьи тряпкой по рукаву моего пиджака или по моей ладони.