— Я хочу остановиться и передохнуть, — сказал Антон.
— Теперь уже поздно, — сказала девушка.
— Я устал от этого движения, — сказал Антон.
— Да и движения-то никакого нет, одно лишь парение да покачивание, — сказала девушка.
И заиграла какая-то настойчивая, но еле слышная музыка, видно, девушка повернула ручку приемника. Позванивали легкие лесные колокольчики, какие-то сухие кленовые палочки постукивали друг по другу, звучно и почти невещественно рассыпались на мелкие чешуйки падающие вниз по стволам нежнейшие еловые шишки, и семя золотистое их далеко рассеивалось в сумрачном воздухе глубины леса. Движение вроде бы совсем исчезало. И только нестерпимо яркие отсветы солнца плавились и текли по коленям Девушки так, что слепили глаза. Антон начал медленно И сонно мигать вдруг тяжелеющими веками, его потянуло ко сну.
И тут машина вроде бы остановилась на каком-то мягком песчаном повороте. Антон коротко тронул левою рукою внутренний никелированный рычажок дверцы, и та медленно распахнулась. И явственней послышалось дыхание лесов и трав, и отдаленнее стало позванивание искусственных лесных колокольчиков. Антон прянул всем цепенеющим своим и сонным телом влево и вывалился из кабины. Он на мгновение почувствовал себя парашютистом, потом птицей, но в конце концов стал ощущать себя раскрывающимся на лету крошечным лазоревым цветком, каких много бывает среди полей в разное время лета и осени. Раскрываясь и распластываясь в воздухе, Антон услышал где-то вдалеке тревожный и немного отчаянный возглас девушки.
— Куда же вы? На таком повороте!
И Антон почувствовал, как упал в песок и покатился от дороги в сторону, в глубину леса по сухим пожухлым россыпям хвои, поверх горячего и влажного песка. Только вдогонку он услышал как бы исчезающий в воздухе, на ветру голос девушки:
— Нет… Мы вовсе не прощаемся… Я напишу вам! Я напишу вам письмо… такое небольшое, очень, очень существенное…
— Куда же вы мне напишете?
— Я знаю.
Лес оказался здесь совершенно незнакомым, Антон никогда сюда ранее не заходил. Но наитием чувствовал, что нужно шагать через глубину сосняком в сторону солнца, никак не возвращаться дорогой: столько было по дороге петель и поворотов. Он зашагал.
В сосняке было тихо и даже пустынно. Не слышалось шума ветра, пения птиц, только где-то стороной раздавался порою чуть приметный хруст либо шорох. Какой-то большой и осторожный зверь проходил там в отдалении. Он проходил и не показывался. Иногда невдалеке срывалась с сосны какая-то большая и неторопливая птица. Она уплывала куда-то вдаль среди стволов и там исчезала. Антон был бодр, шагал уверенно и чувствовал, что идет правильно. Многолетняя привычка трудиться среди лесов и полей, доверять им как родным и близким существам никогда не подводила Антона. И это бодрое, даже несколько веселое состояние заслонило в нем все, что произошло минуту либо час назад. Он только шел, свободно и легко дышал, но непроизвольно поторапливался.