– Арестуем старуху прямо в зале, – сказал Жданов.
– Не надо… Пока этих слов достаточно… После чего примешься за музыку, за парочку – Прокофьев и Шостакович…
– Но кого-то надо арестовать? – не унимался Жданов.
– Лаврентий предлагает арестовать первую жену Прокофьева. Она испанка – чуждый элемент. Есть другие мнения?
Других мнений не было.
– Разоблачения вредной идеологии должны теперь печататься в газетах каждый день.
Вошел Поскребышев.
– Привез товарищей Шостаковича и Прокофьева.
– Товарищей Шостаковича и Прокофьева, пожалуй, отправьте домой. Пусть тревожатся, почему их не приняли. Ими займемся позже.
– Они давно тревожатся, товарищ Сталин, – усмехнулся Берия. – Шостакович в воскресенье жег свой дневник, а Прокофьев вчера до утра сжигал годовой комплект журнала «Америка».
– Твоя мысль понятна, Лаврентий. Но повторяю: арестовывать не будем. Они еще пригодятся в хозяйстве.
– Прибыл также товарищ Эйзенштейн с актером товарищем Черкасовым и министром товарищем Большаковым, – доложил Поскребышев.
-Пусть подождут. – И Коба обратился к соратникам: – Зачем я пригласил товарища Эйзенштейна? Вы все знаете его фильм об Иване Грозном. Замечательная работа. Теперь Эйзенштейн снял вторую серию… лучше бы остановился на первой. Товарищ ничего не понял в Истории. Изобразил опричников как последних бандитов. Иван Грозный, этот великий человек со стальным характером, в фильме то лютый зверь, то безвольный Гамлет…
– Товарищ Абакумов предлагает выяснить, для чего он это сделал, – сказал Берия.
– Сморозил глупость, Лаврентий. Товарищ Эйзенштейн нужен.
Он нажал на звонок.
Они вошли – кругленький, полный Эйзенштейн с совершенно лысой, непомерно большой головой и длинный, узкий с медальным профилем самый популярный актер страны – Черкасов. За ним, сгорбившись, стараясь быть как можно меньше, шагал несчастный, вечно испуганный министр кинематографии Большаков.
Соратники сидели за столом и во время беседы не проронили ни слова. Они будто вымерли. Но Коба к ним и не обращался, словно их не было.
Перед ним лежала бумага, он иногда в нее заглядывал…
Он прошелся по комнате, потом спросил:
– Хорошо ли знаете отечественную историю, товарищ Эйзенштейн?
После роли Великого Мелиоратора, Великого Архитектора и Великого Музыковеда он играл Великого Историка.
– Известно ли вам, к примеру, – продолжал Коба, – что Иван Грозный ввел монополию на внешнюю торговлю? После Ивана ее введет только великий Ленин. Известно ли вам, что Иван до нас, большевиков, беспощадно воевал с оппозицией внутри государства? В разгроме оппозиции была огромная заслуга созданного Иваном опричного войска. Это, если хотите, предшественник нашего ЧК. Известно ли вам, что главный опричник Малюта Скуратов был крупным военачальником, геройски павшим в войне с Ливонией? Но в вашем фильме опричное войско – это какие-то убийцы, дегенераты, что-то вроде их ку-клукс-клана. Мы верим, что это не был злой умысел, вы просто плохо изучили историю, товарищ Эйзенштейн. Мы посоветовались в Политбюро и решили поручить вам исправить ваши серьезные ошибки и кардинально переработать фильм. Нам очень важно теперь, – здесь Коба остановился и, внимательно посмотрев на Эйзенштейна, повторил: –