Мюллер с тоской говорил этому главе немецкой военной разведки о… притягательности русских коммунистических идей для немецких интеллектуалов: «Наше интеллектуальное руководство со своим неясным внутренним миром (это он о Геббельсе) не может спорить с коммунистическим Востоком…» И делает удивительный вывод: «Я все больше склоняюсь к тому, что Сталин находится на правильном пути. И если бы я мог как-то повлиять на ход дела, то мы объединили бы со Сталиным свои силы. Это был бы удар, от которого Запад со своим проклятым притворством никогда не смог бы оправиться!»
И, видимо, с конца 1944 года всеведущий Мюллер, отлично зная о деятельности Валленберга и не пресекая ее, попытался через Валленберга установить контакты с нашим руководством, точнее, со своим зеркальным отражением, нашим Фуше – Лаврентием.
Плата была та же: жизнь узников лагерей – для Валленберга и невероятные знания супершпиона Мюллера – для Берии.
Насколько состоялась эта сделка, получили ли мы Мюллера или он был убит в хаосе наступления, а может, расстрелян уже в нашем плену – я не знаю… Все мои попытки говорить об этом впоследствии с Берией решительно пресекались. Хотя, как вы увидите дальше, наши отношения впоследствии станут самыми доверительными.
Одно ясно: Валленберга с подобной информацией мы не хотели оставлять на свободе.
Между тем я был совершенно уверен, что, заручившись честным словом шведа о сохранении тайны, подобного человека можно было смело выпустить.
Освобождение Валленберга необычайно помогло бы мне наладить контакт с могущественнейшим кланом, дало бы возможность сильно укрепить позицию моей фирмы, через которую я создавал нашу агентурную сеть в Скандинавии… Время для работы было самое удачное, и, пользуясь беспомощностью Финляндии, работать в Скандинавии было одно удовольствие.
Я решил переговорить с Кобой.
(Кстати, после войны я уже не был князем Д., пользовался совсем другой легендой. Но подробности своей послевоенной работы и то, под чьим именем я работал, сообщать не имею права.)
Однако прежде чем говорить с Кобой, следовало выяснить, жив ли Валленберг. Мне удалось узнать немного: с 1946 года швед был закреплен за Лабораторией Х, но остался ли он в живых?
В Варсонофьевском переулке стояло тогда некое строение (кажется, под номером одиннадцать). Здесь и находилась Лаборатория Х, преемница той самой ленинской лаборатории ядов, основатель которой (как я уже рассказывал) отдыхает в Кремлевской стене.
В конце сороковых ее возглавлял человек, внешне напоминающий тех, кого изображали на антисемитских гитлеровских плакатах. В научном мире он был известен работами по лечению рака. Но в Лаборатории Х создавал и испытывал новые яды. М-ий (так его звали) изобретал так называемые бесследные яды. Они могли вызвать самые разные последствия – мгновенную смерть или смерть отсроченную, то есть инфаркт, инсульт. Они могли повлиять на психику и довести до самоубийства. Они могли спровоцировать симптомы, похожие на острое пищевое отравление, оканчивающееся смертью. Как было с Крупской или Федором Аллилуевым. Думаю, эти смерти явились одной из причин, заставившей Кобу убрать исполнителей – Ягоду и Ежова.