Проходя по коридору, он толкнул меня у одной из камер, и я посмотрел в глазок. Камера и вправду напоминала гостиничный номер: высокие потолки, импортная мебель. Сидевший в кресле у столика старый человек читал книгу. Ко мне он был повернут в профиль. Голова с сильно поредевшими седыми волосами… Демонстрация конечно же была мгновенной…
Я не задал М-ому никаких вопросов. Мы просто расстались.
Встретились через день в парке Сокольники.
– Сколько ему сейчас?
– Тридцать пять, кажется, – ответил М-ий. – Перешагнул возраст Христа… Так что задержался на земле. Но, уверен, ненадолго.
И М-ий рассказал, наконец, всю историю несчастного шведа.
Когда мы заняли Бухарест, они приехали к шведу домой с приглашением прибыть в штаб группы советских войск для очень важного разговора. Хотели побеседовать по-хорошему. Но Валленберг сказал: «Если приглашаете в гости, то я не хочу к вам ехать. Если попытаетесь задержать – будет скандал». И попросил убираться.
Тогда М-ий, стоявший сзади, вколол ему инъекцию. Валленберг тотчас «вырубился» – заснул. В Москву его привезли с удобствами, в спальном вагоне, обращались как с гостем, еду носили из вагона-ресторана. Поместили в «гостиницу».
Для начала ему предложили подписать «сотрудничество». Но Валленберг наотрез отказался. Пробовали психотропные меры воздействия. Ничего!.. Что с ним делать? Обратно же не повезешь!
И вот недавно М-ий узнал, что Берия собрался «доложить» дело. После подобного «доклада» обычно следовала резолюция: «согласовано с…». (Решения об инъекциях в Лаборатории Х принимались самим Кобой и Молотовым. Так и писалось: «Согласовано с тт. Молотовым и Сталиным».)
– Я не хочу его убивать, – продолжал М-ий. – Он спас тысячи евреев. Вы говорили, что он вам нужен. У вас есть ход к Хозяину. Поспешите.
Все случившееся было невероятным. У товарища М-го проснулась совесть. Я отлично знал, что у подобных людей совесть – это, как говорится, узкий поясок вокруг бедер. Неужели у М-го она оказалась удавкой на шее?.. Сильно его душившей… Я не верил в это. Так же, как не поверил в его откровенность. И в эту странную нерасторопность «сопровождения» на «Динамо», и в легкость моего посещения Варсонофьевского и «гостиницы», и в его рассказ в Сокольниках…
Тем не менее я знал главное: Валленберг жив, но его, возможно, должны ликвидировать.
Он мне был нужен. Следовало спешить.
Я попросил Кобу принять меня на Ближней.
Коба принял через неделю. Сидел на большой веранде, пил чай. Был в отличном настроении. Шутил. Я подумал, что это подходящее время начать разговор о Валленберге.