Вы, Иоанн Французский, верны слову:
Сказали, что прибудете скорее,
Чем мы предполагаем, — так и вышло…
Принц произносит пламенную патриотическую речь, нет завершать пьесу предоставляет отцу:
Итак, война окончена, милорды…
…день иль два
Здесь проживем и, с помощью Господней,
Направимся домой, куда, надеюсь,
Мы пятеро — два короля, два принца
И королева — счастливо прибудем
[45].
И заканчивая пьесу, Шекспир, если ее, конечно, писал Шекспир, обращается с историей так же вольно, как и прежде. После битвы при Пуатье Эдуард и Филиппа во Франции не находились, хотя в Кале они были. Короля Шотландии Давида в Кале никто не привозил, он после пленения в 1346 году и до выкупа в 1357-м пребывал в Лондоне и Одихеме в Гэмпшире. В контексте драматургического повествования эти детали неразличимы. Возможно, именно вследствие того, что пьеса «Эдуард III», как предполагается, создавалась не одним автором, в ней и содержится значительно больше исторических неточностей, чем в других произведениях. Кто бы ни был ее автором, факт остается фактом: для него историческая достоверность имела в лучшем случае второстепенное значение. Основные вехи в жизни Эдуарда отражены, и зритель, предварительно не ознакомившийся с данным историческим периодом, получает о нем почти правильное представление.
Теперь вкратце о последних печальных годах жизни Эдуарда. В 1362 году он передал Гасконь и Пуату во владение и управление старшему сыну. Черный Принц устроился в Бордо столь роскошно и изысканно, что с его двором, как писал Герольд сэра Чандоса, не мог сравниться ни один чертог, когда-либо существовавший с рождения Христа[46]. Принц потчевал за своим столом «более восьмидесяти рыцарей и вчетверо больше оруженосцев», его обслуживало полчище пажей, камердинеров, дворецких, лакеев, конюхов, охотников, сокольничих, а сам он предпочитал, чтобы ему прислуживал только лишь рыцарь с золотыми шпорами. Его пригожая супруга Иоанна наряжалась в такие одеяния, каких не имела ни одна английская королева: ходила в мехах, бархате и парче, украшенная редкостными драгоценностями. Двор принца был «обителью чести и благородства, щедрости и великодушия, радости и веселья, и весь народ, все подданные любили его безмерно».
Герольд скорее всего не ошибался, если имел в виду английских подданных. Коренные жители Гаскони и Пуату его восторга не разделяли. Не могли они изъявлять радость уже по той причине, что вся эта роскошь и великолепие создавались за их счет, непомерными налогами, возраставшими из года в год. Еще один повод для недовольства: англичане относились к ним как к людям второго сорта и занимали практически все важные или доходные должности. Мятежные настроения особенно усилились с начала 1367 года, когда принц позволил себе втянуться в борьбу между Педро Жестоким, королем Кастилии