— Присоединяйся, — пригласил Макс. — Мадам Бессе сейчас принесет еще одну тарелку.
— Спасибо. — Робер уселся на свое место, не сводя глаз со Стефани. Еще очень молода, подумал он. Сколько ей лет? Тридцать? Скорее тридцать один или тридцать два. Хрупкая фигура, отлично держится; может быть, она раньше занималась спортом. Одежда, которая была на ней, показалась ему знакомой: белый джемпер с высоким завернутым воротником и голубые джинсы, которые Макс купил ей, когда ходил по магазинам в Марселе. Робер тогда сопровождал его, его забавляло, с какой уверенностью Макс ориентировался в размерах и фасонах: видно было, что он знал, как нужно одевать женщину.
Но больше всего Робера поразила ее красота, трепетная красота, которую оживляли любопытство и ум, читавшиеся в глазах. Пока он помогал перевозить ее в Марсель, у него мелькнула мысль, что, наверное, когда-то она была красива. Теперь же глядя на нее, он как бы рассматривал полотно Боттичелли в галерее Уффици или одну из роскошных женщин, изображенных на картинах Тициана в Лувре. Он чувствовал: ее красота неудержимо влечет его и вызывает острое желание приникнуть к ней, хоть отчасти вкусить ее совершенства, верить, что только потому, что она существует, можно избавить мир от боли, горя, страданий. Он внезапно поймал себя на мысли, что молчание затягивается, и сказал:
— Я очень рад, что вы так заметно поправились.
Стефани вопросительно посмотрела на Макса.
— Робер сопровождал нас по дороге в Марсель и в больницу, — объяснил он.
— И ни за что бы не взялся предсказать, что вы поправитесь так быстро. Насколько я вижу, кровоподтеки почти исчезли. А рана на голове вас не беспокоит? Нас это тогда здорово напугало.
Стефани машинально дотронулась до шрама на лбу, который закрывали волосы.
— Сейчас он уже не так заметен. Я чувствую себя намного лучше.
— И начинаете уже кое-что вспоминать, не правда ли?
— Нет. — Она бросила быстрый взгляд на Макса. Ты же обещал, что не будешь…
— Я сказал только одному Роберу, потому что он наш очень близкий друг. Больше мы никому ничего не будем говорить, обещаю.
— Наш близкий друг? — Стефани помолчала, пока мадам Бессе поставила перед Робером тарелку, разложила столовый прибор и рядом поставила кастрюльку, чтобы он сам мог себе положить столько, сколько захочет. Макс налил в его бокал вина, а Робер отломил кусок от каравая хлеба, лежавшего в центре стола.
— У нас с Робером кое-какие общие дела, — сказал Макс. — Тебе, пожалуй, это будет неинтересно. Но…
— Почему мне будет неинтересно?
— Ну, когда-нибудь, может, это тебя и заинтересует, но только не сегодня. Так или иначе, жизнь у Робера сложилась весьма необычно. Может, он сам тебе о ней расскажет.