В те годы меня увлекал и пугал модернизм. Я его то обожал, то ненавидел. И неожиданно открывал его... в собственных работах.
В Издательском доме не раз давал я концерты для сотрудников — средь бела дня в обеденный перерыв в большом неуютном конференц-зале. Народу набивалось много, и именно здесь рисковал я впервые «прокатить» мои самые непростые эксперименты в жанре монотеатра: «Веселые нищие» Р. Бернса, «Юлий Цезарь» Шекспира, «Кольцов с утра до вечера» М. Жванецкого. Здесь и другая была для меня пора. Вторая половина семидесятых — полный запрет упоминать мою фамилию в печати. Я еще продолжал работать — играл, ставил, давал концерты. Рецензии бывали — почти всегда ругательные, — но фамилия не упоминалась. Приказ есть приказ!
Перейдем-ка на другую сторону речки. По деревянному с дырками Лештукову мосту, далее (недалеко) по Лештукову переулку на Загородный проспект. А от него за угол — большой серый дом на Звенигородской, 10, — Педагогическое училище имени Некрасова. О нем я уже говорил — сюда сбежал от «художественного слова», чтобы играть на сцене, пусть маленькой, но с настоящим занавесом.
Я должен задержаться на этой теме, потому что здесь мой грех, и никак мне его не выкинуть из души.
Руководила драматическим кружком довольно миловидная кокетливая дама неполных средних лет — Евгения Ильинична Тищенко. Рассказывали, что когда-то в училище среди грех сотен девочек было два мальчика и она обоих в приказном порядке забрала в свой театрик. Но мальчики стеснялись, играть не хотели, а потом вообще дали дёру и из театрика, и из самого училища. Без мальчиков кружок стал глохнуть. И вот со стороны появился я. Евгения Ильинична воспряла духом, открылись хоть какие-то репертуарные возможности. Восемь девок, один я — это, конечно, не труппа, но все-таки некое подобие. Не очень просто найти пьесу, где одна мужская роль, остальные женские, но всё же... все же...
Начав в конце сентября, мы к празднику 7 ноября выпустили сцену из III акта «Ревизора» Гоголя. Действующие лица: Анна Андреевна, Марья Антоновна и Петр Иванович Добчинский. Это и был мой первый выход на сцену — в костюме, в гриме, с партнерами. В первый раз я с замиранием сердца и тайным восторгом пробовал публично быть другим человеком. Сорок девятый год... Пятьдесят лет назад... Боже мой!
Пожилой педагог училища написал мне стихи после премьеры:
Прекрасный Петр Иванович,
Прекрасное начало.
Лишь одного брюшка недоставало.
Но не печальтесь, я скажу вам на ушко:
Пройдут года — появится брюшко.
Он угадал, этот доброжелательный педагог!