Они позвонили в дверь часов в девять утра. Двое стояли вплотную к порогу. Третий подальше— у лифта. Они сразу показали документы и пробормотали что-то невнятное. Дошло только надо подъехать, мы подождем... быстренько... одевайтесь. Я стоял в трусах и мокрый. Только что отбегал свои три километра и собирался принять душ.
— Кто там? — спросила Наташа из детской комнаты. Она занималась маленькой Дашкой
— А что за срочность? — довольно нелепо спросил я двоих у порога. — Я сейчас никак не могу.
— Очень надо. Вы одевайтесь. Мы внизу подождем. В машине.
— Да вы заходите. Сейчас кофе выпьем и поедем.
— Ну уж... — усмехнулся один, а второй пошел вниз по лестнице. Третий — в глубине — нажал на кнопку лифта.
Я спокойно пил кофе и ел яичницу.
— Это кто? Что им нужно? — спросила Наташа. — Куда ты собрался?
— Кажется, в Большой Дом. Концерт, наверное.
— С утра?
Я действительно прокручивал в голове и такой вариант. В те годы мои выступления были нарасхват. Страха еще не было. Вот если бы стали обыскивать квартиру, тогда, может быть... может быть, и было бы страшно... а так... ну, поговорим. О чем? Там видно будет. Я чувствовал себя хорошо защищенным. Я известный артист, меня все по кино знают... я работаю в знаменитом театре, мой шеф — великий Товстоногов. Да и вообще... в 12 часов у меня репетиция. Да еще особая — вводим в «Ревизора» на роль Городничего венгерского прима — актера Ференца Калаи. Он у нас гастролирует. Я играю Осипа. Заменить меня некому. Спектакль завтра. Что ж они, пойдут на международный скандал? Да нет, я чувствовал себя совершенно защищенным.
В машине я спросил:
— А что за надобность во мне? Выступление, что ли?
— Да сейчас приедем, вам всё расскажут. Вы паспорт не забыли захватить?
В кабинете № не помню каком было светло и тоже не страшно. Человек за столом смотрел на меня с печальной, очень понимающей улыбкой и, склонив голову набок, постукивал карандашом по стопке бумаг
— Сергей Юрьевич...— произнес он и умолк надолго. А потом: — Как вы думаете, почему мы вас сюда пригласили?
Как бывший следователь, я отметил, что он действует хотя и незаконно, но весьма эффективно. Вновь наступила тишина, и в голове моей закрутились все мои грехи, грешки и ошибки. Еще ничего не было сказано. Обязательные слова: «Вы вызваны сюда как свидетель», или «Мы обеспокоили вас как эксперта», или «Вы арестованы» — ни одно из этих слов не было произнесено, а я уже был сам у себя на подозрении: что было? было ли что-нибудь?.. Что-нибудь, конечно, было. Но что? К чему они клонят? Что они знают? А они ни к чему пока не клонят. Они дают мне время испугаться. Испугался ли я? Пожалуй, еще нет.