И вот теперь их обоих, прошедших всю войну бок о бок в одном и том же полку, встречал старый щербатовский дом.
«Едут!» – крикнул, вбегая с улицы казачок. Слуга, с утра безотлучно находившийся на крыльце, поспешил, как было приказано, в покои старого князя Щербатова. Тот тотчас появился, выпятив грудь и приободрясь. Набежала вся челядь. Лошади еще не остановились, как из экипажа выпрыгнул молодой князь, за ним Якушкин.
Наташа, стоявшая впереди всей толпы, бросилась к брату, повисла на шее, уткнувшись лицом в жесткий воротник мундира. Опустив ее на землю, Щербатов поспешил к отцу. «Батюшка!» Поцеловал руку, они обнялись. Старик выхватил из кармана платок. «Господи! Слава Тебе!» – прижав руки к необъятной груди, твердила нянька. Иван отыскал ее глазами, обнял, гладя по голове в сборчатом чепце: «Ну, будет, будет, нянюшка, живой же!» И тут же обернулся, ища глазами друга, который, все еще стоя у экипажа, с улыбкой наблюдал эту семейную сцену. «Жан! Да что ты? Иди...»
Молодой Якушкин... Нам доподлинно известно, как выглядел он тогда во дворе щербатовского дома. Осталась великолепная акварель П.Ф.Соколова – Якушкин в гвардейском мундире, с боевыми орденами и крестом за храбрость. Он получил его после знаменитого сражения под Кульмом. Крест сорвут с Ивана Дмитриевича после 14 декабря 1825 года во время гражданской казни. Но это будет потом.
А сейчас так взволнованно и светло лицо двадцатитрехлетнего гвардейца. Позади дороги войны, пройденные с честью, поверженный Париж. Все прекрасное, казалось, впереди. Он молод, здоров, полон идей и проектов. Но главное сейчас не в этом, а в барышне в светлом платье, что когда-то девчонкой храбро плавала с ним на утлом плоту по озерцу старого щербатовского парка. Вот кто снился ему все эти четыре года.
– Сестрица, позволь тебе рекомендовать моего боевого друга... э-э-э... – Щербатов хитро скосил глаза на Наташу: узнает ли?
Та решила подыграть брату:
– Позвольте вспомнить... Иван Дмитриевич? Вас, сударь, так, кажется, зовут? – и, подскочив к Якушкину, притянула его за шею и поцеловала.
Потом был обед. Поздравляли отца, дождавшегося сына. Поздравляли молодых офицеров с победой. Некоторые дамы были в трауре по тем, кто не вернулся с войны.
Вечером, когда все разъехались, Щербатов, Якушкин и Наташа сидели у камина. Наташа просила рассказать о Париже. Тут Щербатов хлопнул себя по лбу: «Забыл! Совсем забыл!» Он вышел из залы и тотчас вернулся с небольшим футляром в руках.
Наташа радостно ойкнула. Колье, лежавшее внутри, представляло собой широкую золотую цепочку, составленную из ажурных звеньев, которые скреплялись между собой гранатами. Самый крупный располагался посередине и мерцал багровой каплей. От него по бокам расходились камни такого же цвета и формы постепенно, к застежке, уменьшаясь.