Но тут через доверенного лица князь изложил ей свой взгляд на их будущее.
Конечно, для Голицына никакого значения не имели материальные издержки на детей – его капиталов хватило бы на целый Воспитательный дом. Но князь предпочитал, чтобы четверо Пушкиных росли не у него на глазах, а где-то, пусть всецело им обеспеченные, в отдалении. Сначала, скажем, в закрытом пансионе, потом в любом, привилегированном учебном заведении.
Вот это совершенно не подходило Наталье Николаевне и решило дело раз и навсегда. Она даже не дала посреднику князя высказаться до конца и, обычно сверхтерпеливая к людям и их поступкам, отрезала:
– Кому мои дети в тягость, тот мне не муж! Людям сегодняшнего дня просто трудно себе представить размеры того, чем обладали Голицыны. Не случайно в стародавние времена устраивались чуть ли не облавы на людей столь состоятельных, на что решались невесты и богатые, и бедные. Как можно упустить шанс той, которая привыкла считать и пересчитывать жалкие рубли, униженно писать просьбы о пособиях. И вправду, вряд ли нашлось бы много женщин, способных отклонить богатых женихов в те самые минуты, когда стесненность в средствах назойливо проявлялась каждый день.
Маленькие Пушкины были первой и неоспоримой жизненной ценностью для Натальи Николаевны. Все способности ее души и ума направлялись только на них. Главное – их здоровье, воспитание, обучение, забота о будущем – все остальное отходило на второй план. И претенденты на руку прекрасной вдовы, видимо, не обладали наблюдательностью, если не заметили, чем живет эта женщина.
Плетнев же, например, друг поэта, небезразличный к осиротевшей семье, особо отметил, что Наталья Николаевна в разговоре приятно поразила его умными, дельными мыслями о воспитании детей. Она являлась «убежденным врагом институтского воспитания, находя, что только родной глаз может следить зорко за развитием детского ума и сердца, что только нежная, опытная рука способна посеять и вывести добрые семена».
Недаром люди, навещавшие пушкинское семейство, в том числе и свекор Сергей Львович, подчеркивали, что дети «прелестны, хорошо себя держат, ухожены, здоровы».
А ведь за всем этим стояли неусыпные труды Натальи Николаевны – той самой Пушкиной, образ которой и по сию пору не свободен от несправедливого клейма: это всего лишь холодная пустышка, разорявшая поэта тратами на наряды.
Да знали ли даже ее современники, что забота о здоровье детей гнала вдову то в калужскую, то в псковскую глушь на свежий воздух, парное молоко, на приволье, в котором легче расти маленькому человеку. Именно Наталья Николаевна была первой учительницей своих детей. Именно мать открывала детям Пушкина красоту живого мира, неоглядных далей, ржаных полей вокруг барской усадьбы, темных липовых аллей, так пленявших самого Александра Сергеевича. Маленьким трогательным свидетельством того, какой матерью оказалась пушкинская мадонна, остались гербарии трав, цветов, листьев, которые собирала Наталья Николаевна со своими детьми.