Опасение «разговоров», страх перед общественным мнением... Это, как писала Наталья Николаевна в одном письме, «в конце концов говорит об отсутствии характера. Я не люблю этого в мужчине. Женщина должна подчиняться, законы в мире были созданы против нее. Преимущество мужчины в том, что он может их презирать...»
При таких убеждениях ясно, что осторожные князь и дипломат для Натальи Николаевны – не велика потеря. Если кто-то и должен появиться в ее жизни, то это человек с совершенно иными качествами, не из пугливых. Такой, как Пушкин. Уж насколько хороша была Наташа Гончарова, а женихов-то особо не водилось. Иначе маменька бы за поэта не отдала. Почему-то эта богатая молодежь с имениями, деревнями, крепостными, фамильными сокровищами не спешила к ногам безденежной Наташи Гончаровой. Ну что им ее приданое при такой-то красоте?
Любительский рисунок запечатлел четверых маленьких Пушкиных: Гришу, Машу, Наташу и Сашу. О жене и детях, которых он оставлял, были последние мысли поэта.
Пушкин же, влюбившись, на все махнул рукой. Денег занял, отдал Наташиной матери, чтобы сшила невесте достойное ее красоты свадебное платье, справила приданое. А сам венчался в чужом фраке.
Конечно, Наталья Николаевна не могла не уважать широты натуры, мужской повадки Пушкина, не оставлявшей его никогда – до конца, до желания влепить пулю в лоб наглецу, который смущает покой жены и посягает на его честь.
Те поклонники Пушкиной, о которых мы знаем, видимо, из другого теста...
...Все это время возле Натальи Николаевны постоянно находился человек, который, вероятно, довольно потирал руки, наблюдая ретираду ее очередного воздыхателя. Этим человеком был один из ближайших друзей Пушкина – Вяземский.
Будучи старше поэта на семь лет, князь Петр Андреевич знал его еще ребенком, одним из первых оценил его талант. Более двадцати лет продолжалась их дружба. Вяземский и его супруга Вера Федоровна были поверенными во всех перипетиях сватовства и женитьбы Пушкина на прекрасной Натали. Княгиня находилась у постели умирающего поэта, а князь, как рассказывали, горько рыдал, распластавшись на каменном полу Конюшенной церкви, когда отпевали Александра Сергеевича.
И, само собой, внимание к семье погибшего друга казалось естественным и понятным. Из переписки видно, что Вяземский – ежедневный гость, совершенно свой человек у Натальи Николаевны. В пору вдовства возле нее не оказалось никого, в чью моральную поддержку она так верила. Вяземский не только старинный друг. Это многоопытный, хорошо знающий жизнь и свет человек. В конце концов он на добрых двадцать лет старшее ее. Советами Вяземского Пушкина дорожила, да и любое участие в таком положении, как у нее, было нелишне.