— Но он же не дал тебе его закончить, — перебил ее Джеймс. Тон у него был издевательский.
— У него случился инфаркт! Я вернулась домой. Отец был очень болен, и ему становилось еще хуже от беспокойства за фирму. Ты бы, может, и наплевал на здоровье своего отца, но я не могла. Я бросила учебу и занялась делами фирмы: вела всю бухгалтерию, искала поставщиков и заказчиков. Все было на мне. Сколько ночей я провела над книгами учета и счетами, искала возможность свести концы с концами. А главное, надо было сделать так, чтобы отец не узнал, как плохо идут дела. Думаешь, мне все давалось легко? Думаешь, я с радостью забросила мечты о карьере и занялась всем этим, чтобы наскрести денег на учебу Гарри в университете? Думаешь, я спокойно могла наблюдать, как умирает отец? Ты так думаешь, Джеймс?
Мэндж не могла говорить, слезы душили ее.
— Нет, не думаю, — сказал Джеймс, но на лице его не отразилось никаких эмоций.
— Тогда никогда больше не смей называть меня трусихой! — Мэндж сейчас переживала целую гамму чувств: обиду, боль, злость, сожаление и жажду мщения. — Это ты трус, Джеймс! Ты любишь разглагольствовать о своей свободе и независимости, а на деле просто боишься проявить привязанность к кому бы то ни было. Для всех у тебя свой срок. Мне было отпущено три месяца. А Флора? Один-два месяца, пока тебе не наскучило и ты не нашел себе другую, готовую играть по твоим правилам. Тебя не интересует, что нужно женщине. Для тебя важно только то, что хочешь ты сам.
Джеймс собрался что-то возразить, но Мэндж не дала ему и рта раскрыть. Она не собиралась спорить с ним, но спешила высказать все, что у нее накипело на душе.
— Наверное, приятно было вернуться сюда и ворошить прошлое, да, Джеймс? Но тебе и в голову не пришло, что я счастлива и могу не захотеть тебя видеть. Нет, тебе стало скучно, и ты решил развлечься, подурачить меня, как тогда, десять лет назад. Но теперь это не так-то легко — я стала старше, опытнее и не позволю водить себя за нос. Ты — легкомысленный, безответственный эгоист, Джеймс. Я не желаю иметь с тобой ничего общего. Оставь меня и Грэнтон в покое.
Джеймс с каменным лицом выслушал ее монолог. Потом сказал:
— Хорошо. Мне есть чем заняться вместо того, чтобы выслушивать обвинения от женщины, которая десять лет назад не удосужилась понять мои чувства. Но относилась ли ты ко мне тогда серьезно, Мэндж? Ты, наверное, устала быть все время примерной девочкой и ждала случая проявить себя с другой стороны. Тут-то я и подвернулся и стал для тебя необычным приключением: все интересно, ново, и ты осмелилась бросить вызов общественному мнению. Но тебя хватило ненадолго. Если бы ты не увидела меня с Флорой, то придумала бы другой повод вернуться под папочкино крыло! — Джеймс рассмеялся. — А сейчас? Я-то, дурак, решил, что вы с этим нудным Диком не подходите друг другу. Да вы прекрасная парочка! Ничто не может поколебать ваш тихий, уютный, призрачный мирок! Ну ладно, Мэндж! Держись за своего женишка и торчите оба в своем Грэнтоне. Мне от вас ничего не нужно.