Конечно, для любого крестьянина этого времени, сто целковых – гигантская сумма. Гораздо больше, чем он зарабатывает лет за пять. Но ведь ему и не нужно приводить в порядок дорогущее, приличествующее действительному статскому советнику, платье. И арендовать помещение, минимум метров в сто квадратных – не нужно. Я уж не говорю о необходимости кормить тринадцать здоровых, увешанных оружием мужиков с их лошадьми. Так что я рассчитывал, наличествующих капиталов хватит едва ли на неделю…
В конце концов, не шнырять же нам было по всему городу в поисках пристанища! И я отправился к дому Степана Ивановича Гуляева, прямо у паромной переправы за пятак наняв шустрого пацана в проводники, и помолясь чтоб ветер странствий не унес этого замечательного человека куда-нибудь в глубины Алтая.
По Большой Тобольской улице поднялись от реки к Московскому проспекту с пешеходным бульваром посередине. Обогнули дом начальника АГО, и по Петропавловской, держа курс на колокольню Петропавловского собора, выехали на шикарную по меркам Сибири Демидовскую площадь.
Похоже, Барнаульский горный госпиталь и здание Томского губернского присутствия строили по одному проекту. И красили из одной бочки. Дома были похожи, как двое из ларца. А вот здоровенный свеженький каменный корпус с романскими арками окон, который я принял за какую-нибудь школу или гимназию, оказался Алтайским горным правлением. Причем, начинали его строить именно, как я верно догадался, для горного училища. Только Фрезе решил, что столь большое строение для сотни кадетов будет великовато.
С третьей стороны, придавленное собственным весом, расплылось одноэтажное здание Инвалидного дома. Портик с классической крышей и греческими колоннами были достойны храма какому-нибудь античному богу, а вся остальная постройка представляла собой неимоверно вытянутую вдоль площади избу.
От реки, монументально и градообразующее, площадь ограничивали цеха сереброплавильного завода. Ну и обелиск с барельефом Демидова в центре. Если не присматриваться, не обращать внимания на все еще не убранные кучи строительного мусора, на серые от грязи окна дома Инвалидов, на жирную грязь и навозные кучи под ногами, то легко было себе представить, что стоишь не у черта на куличках, в четырех тысячах верст от Москвы, а где-нибудь на окраинной площади Санкт-Петербурга. Сильно не хватало мостовой. Или, хотя бы асфальта…
Тихонечко, шагом, чтоб не поднимать в воздух облака пыли, выехали на Иркутскую.
Та ее часть, что была ближе к центру, к Демидовскому столбу, пожарами оказалась не затронута. Знакомая уже по Томску деревянная, с украшенными прихотливой резьбой, двухэтажными пряничными домиками, улочка. Клены и березы вдоль разъезженной до колеи дороги. Веселая травушка-муравушка вдоль заборов. Сирень в палисадниках. Другой мир, другой город. Провинция, трогательная и настырная в попытке прыгнуть выше головы.