— Ты, пришелец с севера, говоришь, будто привез волю Высокого Императора. Но здесь всякий знает, что я, зайсан Турмек, ухерид, командир знаменного эскадрона дивизии левого крыла пограничного войска кобдинского корпуса Алтанорского Урянхая. И уважаемого зайсана Мангдая, джэрги ягн-гина того же войска, мы все знаем. И уважаемого зайсана Могалока, так же джэрги ягн-гина. А кто ты, грозящий нам блестящими толстыми ружьями – нет. Не знаем. Почему же мы, военачальники Циньской знаменной армии должны слушать смешные слова незнакомца с севера?
Глаза хозяина юрты заблестели, хотя и сидел с совершенно ничего не выражающим лицом. Мне, прожженному интригану и герою подковерной войны, этих знаков вполне было достаточно, чтоб просчитать его игру. И все части мозаики сложились в одно единственное мгновение.
И могалокская офицерская шинель, и русская фузея – соратница князя Багратиона, и забавные китайские шапочки – украшенные разноцветными шариками и перышками – на головах остальных князьков, заняли свои места согласно штатному расписанию. Коварство туземца на поверку походило на детскую ссору в песочнице. Но привести эта двухходовая комбинация хитрого зайсана могла не к слезам и воплям "мама, а чего Петька дразнится", а к грому пушек и ружейным залпам.
У моей совести свело живот от смеха, и она ушла в темный угол, хихикать на пару с Герасиком. Я был внутренне готов подчиниться законам жанра и сыграть отведенную мне роль в этом театре провокаций. Только одно продолжало смущать. Осознает ли Могалок последствия своего демарша?
— Проси его, — мило улыбнувшись, приказал я переводчику, — пусть расскажут, каким образом они хоронят своих воинов.
— Ваше превосходительство, — вскинулся князь. — К месту ли эти научные изыскания сейчас? Простите, возможно, я вторгаюсь не…
— Вот именно, господин надворный советник! — процедил я. — Потрудитесь оставить свое мнение при себе.
Толмач начал говорить, а я очень и очень внимательно следил за реакцией Могалока. Остальные меня интересовали постольку поскольку. Лишь в той мере, в которой они сами станут готовы играть отведенные им роли.
Князек стрельнул в меня глазами и поджал губы. Конечно же, он прекрасно понял намек. И вмешайся он сейчас, хотя бы на правах хозяина юрты, в разговор, все могло бы пойти совсем иначе. Но он промолчал, а значит – согласился стать могильщиком.
А вот напыщенный, как павлин, Турмек, оказался не слишком дальновидным политиком. И совсем никаким военачальником. Превосходство русской армии над его "эскадроном" было абсолютным, и только неисправимый оптимист этого не понял бы.