Сразу рванули рысью, лишь изредка переходя на шаг, чтоб дать отдых коням. Мимо мелькали версты и небольшие, дворов пять-шесть, деревеньки. Новокамышенка, Антипино, Колонково, Бураново. Через Чумыш переправились возле Очаковки уже после обеда. Маленький плот не смог вместить всех, и я изнывал от нетерпения на берегу, пока судно вернулось.
Читать не мог. Даже когда шли шагом, буквы двоились и расплывались в глазах. Я злился, утирал серым от пыли платком вялотекущие из носа сопли, стискивал зубы и продолжал трястись во вдруг ставшем неудобным седле. Мир вокруг сжался до пепельной полосы дороги между ушами Принцессы.
— Мнится мне, ваше превосходительство, лихоманка вас одолела, — крякнул Степаныч, когда я с трудом смог запихать непослушное, ослабевшее тело на спину лошади после переправы. — Дозвольте, Герман Густавович, я чело ваше испробую…
— Пустое, сотник, — едва найдя достаточно влаги на сухом языке, чтоб облизнуть губы, прохрипел я. — Сколько до Тогульского маяка? Верст двадцать?
— Истинно так, ваше превосходительство. Двадцать и есть. Скоро прибудем. Только, сдюжите ли?
— Надо! Значит, сдюжу. Вперед!
Поставил себе цель – село Тогульское. Нужно было только продержаться. Как-то суметь не свалиться из седла, пока не увижу церковь Михаила Архангела. Я так еще утром решил, и сразу перестал нервничать и рычать на бестолково суетящихся казаков. Что-то ждало меня именно там.
Елки остались на другой стороне реки. Дальше дорога продолжила наш путь среди полей с колосящейся пшеницей, через выкошенные луга, мимо березовых колков, с холма на холм, пока не влилась в широкий и хорошо наезженный Кузнецкий тракт. И наконец, там, где речка Уксунай вплотную подходит к местному шоссе, на бугре блеснули золоченые маковки Тогульского храма.
— Ну вот и хорошо, — выдохнул я, и провалился в черный, без сновидений, сон.
Болел долго и трудно. Слишком долго и чрезвычайно трудно. Особенно для меня – недавнего жителя двадцать первого века, когда – если простуду лечить – выздоровеешь через семь дней, а если нет – через неделю. Однако, Герочка, до двадцати восьми лет как-то сумел дожить, не обзаведясь иммунитетом. Потому болезнь, что в мое время не вызывающая ни каких опасений, едва не отправила обе наши души на Суд Всевышнего.
Нам несказанно повезло, что ни в селе, ни на маяке – бывшей сигнальной заставе Алтайского оборонительного рубежа, не было врача. А то знаю я их изуверские методы – чуть что – кровь пускать. Благо, обошлись туземными бабульками-травницами и моей настоечкой золотого корня.
Ну и прямо-таки отеческой заботой моего Апанаса. Вот уж кто действительно сумел удивить. Так-то, умом, понимаю, что нету у этого человека кроме меня никого. Ни ребенка, ни зверенка, и пойти ему некуда. Оттого, быть может, и возился со мной, выхаживал. Водкой грудь обтирал, чтоб жар сбить. С ложечки кормил, снадобья заваривал и настои процеживал. Но чтоб ночи не спать, при каждом моем стоне или писке подскакивая – это вот как назвать?