Непокорная плоть снова натянула штаны.
Зима почти прошла. Обвенчается ли она с ним весной? Или вернется в Перт? Но там ее ничего не ждет. Все, чего она может пожелать, находится в Гленгорме.
Почувствовав чье-то присутствие, Йен повернул голову. Это оказалась Орва.
— Вы любите ее, — тихо сказала она, — я это вижу. Так же ясно, как то, что вы ее хотите. И что вас удерживает, милорд?
— Она так высоко себя ценит, — вздохнул Йен. — Боюсь того, что случится, если поведу себя слишком дерзко. Сисели уж точно меня возненавидит.
— Возможно, хоть и ненадолго. А возможно, нет. Я уже видела ее в таком настроении. Когда миледи медлит, вам лучше принять решение, поскольку сама она не может заставить себя это сделать. Кто знает, сумеет ли ваш родич убедить короля отдать Гордону кузину королевы. И кто знает, захочет ли Фэрли эту девушку. Вам лучше поставить на Сисели тавро владения, прежде чем растает снег, если вы действительно хотите видеть ее своей женой, — посоветовала Орва и оставила его обдумывать ее речи.
Лэрд стоял как вкопанный, размышляя над словами Орвы. Она вырастила Сисели и, конечно, знала девушку лучше, чем окружающие. И она велела сделать ему то, что следует сделать, если он хочет видеть Сисели своей женой. Еще есть немного времени.
День шел к концу, и на горизонте появился тонкий розовый мазок, означавший заход солнца.
В зале было тепло, и за раскладными столами расселись солдаты. Ужин был подан и съеден. Старый волынщик Оуэн играл, а лорд Грей и лэрд Гленгорма, ко всеобщему восторгу, танцевали между скрещенными мечами, положенными на каменный пол. Наконец все разошлись, кроме Йена Дугласа, который, по обычаю, запирал все двери, и Сисели, тушившей свечи и факелы и следившей за тем, чтобы огонь в камине горел низко, но не гас.
Она оглядела зал, довольная увиденным. Каменные полы чисты. Мебель отполирована. Из шпалеры, висевшей над буфетом, выколотили вековую пыль, пока не стал виден узор. Скоро на хозяйских стульях, стоявших за высоким столом, появятся новые вышитые подушки, поскольку она начала работу сразу после Двенадцатой ночи.
Повернувшись, Сисели уставилась в огонь. Пусть она не всем довольна, но по-своему счастлива. Ощутив объятия сильных рук, она откинулась назад.
Йен нагнулся, чтобы поцеловать ее шею. Запах белого вереска ударил в ноздри, и Сисели вздохнула. На ней было свободное бархатное платье, называемое «хупленд», с высокой талией, длинными до полу, отделанными мехом рукавами и стоячим воротником с разрезом спереди, приглушенного оранжевого цвета, так идущего к ее бледной коже и рыжеватым волосам. Продолжая одной рукой обнимать ее за талию, Йен сунул вторую в вырез платья и сжал грудь.