Дальше последовало бурное сближение, возгласы типа «какая замечательная у вас такса», объяснения типа «да, истинный друг, в том мире он погиб на лисьей охоте; лиса оказалась двуногая, вы понимаете, из тех, что сшивают свою шкуру с клочком шкуры льва».
И, естественно, тотчас же как бы сам собой затеялся очередной пир. Правда, Эуген слегка изменился в лице при виде незнакомца, но он вообще с трудом сходился с людьми. Зато Валентина прямо наизнанку вывернулась – так ей польстило, что она снова имеет дело с живописцем.
Манеры новичка были удивительны – ему потребовался по крайней мере десяток инструментов помимо ложки, крошечных двузубых вил и столового ножа. Но в том, что они были уместны, сомнений у нас не возникло – с таким изяществом он с ними управлялся. Кстати, я даже не подозревал, что в доме архитектора хранятся подобные редкости, оправленные в серебро.
– Вы отличная кулинарка, Валентин, но с одним ножом и сковородой управляться трудно. И печь в любую жару у вас топится. Отчего вы не устроите себе электричество? – спросил Ромэйн после сражения с окрошкой, капустными шницелями и сладким пирогом, который мы запивали брусничным морсом из тяжелых кружек резного хрусталя.
– Хлопот много, – ответила Валентина. – Заказывай станцию, подстанцию, провода…
– У меня вместо крыши – солнечная батарея, – объяснил тот. – Для студии. Солнце, правда, здесь какое-то странное, тускловатое, но дни долгие. Вечное лето. Подключайтесь, если хотите, или я для вас попрошу десяток беспроводных панелей – знаю, какую систему заказать. Вот для хижины и замка не стану: испортит впечатление.
Кивок в сторону меня, другой предназначен Эугену.
– А чем мне заплатить? – спросила Валентина. – Я понимаю, здесь многое нам даром достаётся, и всё-таки. От себя хочется что-то отделить.
Ромэйн понял её с полуслова:
– Масляные краски поищите или хотя бы темперу. Вы же говорили, что был такой знакомый художник.
Потом он удалился кружным путём и увёл с собой таксу.
– Чудесная какая женщина, – заметила Валентина, споро перемывая посуду: этого она не поручала никому из нас обоих, боясь, что разобьём.
– Вы снова ошиблись, он сам говорит, что шевалье.
Эуген выразительно ухмыльнулся моей реплике. Я заметил, что он стал держать себя заметно свободней после того, как вытряхнул из себя паскудную начинку.
– Ну да, с вытачками на фасаде, – хмыкнула Валентина. – И брови писаные, соболиные, и руки ухоженные, и туфли самое большее тридцать шестого размера. Орден Легиона женщинам не давали почти никогда, но уж тогда они становились его полноправными кавалерами. Не