Либов склонился над поясом, разрисованным красными рыбами. Играла музыка, которую обычно заводят при демонстрациях модной одежды. «Я вижу, что вам этот пояс понравился больше других. Остается подобрать для вашей жены подходящее по фигуре кимоно, — сказала художница. — Начнем демонстрацию?» «О, конечно!» — ответил Либов. Акико сбросила с себя верхнее кимоно и осталась в нижнем, сшитом из легкой шелковой ткани бледно-розового цвета, обрисовывающей ее женственное текучее тело. Затем она сняла со стены кимоно, висевшее с краю, накинула на себя и завязала пояс, разрисованный красными рыбами. «Очень красиво», — только и успел сказать Либов, потому что Акико скинула кимоно и снова осталась в полупрозрачном нижнем. Художница надела следующее кимоно, повязала пояс с красными рыбами и начала кружить по мастерской, покачивая бедрами и так ловко ступая красивыми крепкими ногами, что казалось, она плетет затейливые узоры. Да, да! Ему нужно именно это кимоно и этот пояс, разрисованный красными рыбами! Он привезет подарок Рите. Она будет счастлива. И не обязательно рассказывать в подробностях о том, как он угощался в доме молодой японской художницы, как следил возбужденным взглядом за ее покачивающимся телом, как с замиранием сердца и неподвластным воле приливом крови к животу ждал, когда Акико начнет сбрасывать кимоно, чтобы остаться в полупрозрачном нижнем халатике. Но ведь желание привезти в подарок Рите самое лучшее кимоно и порадовать свою возлюбленную было добром. Так почему же все, прожитое в этот вечер ради добра, вызывает у него ощущение неловкости и даже стыда? Как будто он, делая добро, то есть поступая по любви, идет к этому добру по качающемуся мостику лжи.
Он смутился и попросил закончить демонстрацию под тем предлогом, что время позднее и пора возвращаться в гостиницу. Он хотел было спросить, сколько стоит выбранное кимоно и к нему пояс с красными рыбами, но никак не мог подобрать такие обтекаемые слова, чтобы не обидеть Акико. Она сама поняла правильно, остановилась и на минуту задумалась, словно задохнулась на бегу. Потом пришла в себя, проводила его в прихожую и кивнула с улыбкой: «Пожалуйста, подождите секунду. Мне надо вернуться в мастерскую!» Либов ждал, ругая себя за нерешительность, и не знал, что он должен сказать Акико, когда она вернется. Не лучше ли сказать что-нибудь необязательное, попрощаться и забыть этот вечер, как забываются сказки, которые приходят во снах?
Акико вскоре вернулась и провела его переходами обратно в главный зал дома. Он поблагодарил хозяйку и попросил ее вызвать такси по телефону. Она вызвала. Они стояли в прихожей. Ждали такси. Позвонил телефон. Это был таксист, заехавший за Либовым. Гость хотел было попрощаться с Акико в передней, но она вышла вслед на улицу и дождалась, пока он усядется на заднее сидение машины. Либов собирался захлопнуть дверцу такси, но Акико в последнюю минуту наклонилась, поцеловала его в щеку и отдала сверток со словами: «Вы забыли это в мастерской». «Да, наверно это сладости, которые я купил в магазинчике, выходя из гостиницы».