— Всюду поспевает! — одобрительно кивнул Рыбчевский на Городкова.
— Почти как Фигаро, — сухо заметил Павлов.
Рыбчевский не понял, как командир относится к Фигаро, взявшемуся за приготовление торпед, и на всякий случай спросил:
— Разве это плохо?..
Павлов к чему-то прислушивался и ответил не сразу. Рыбчевский тоже прислушался: за стеной, что слева, приглушенно завыла пурга, хоть так, вполголоса, но все еще не унималась.
— Что такое хорошо и что такое плохо? — вопросом отозвался Павлов. — Хорошо, что Городков знает торпеды, умеет с ними обращаться и, как Фигаро, всюду поспевает. Ну… — Он сделал паузу, подыскивая слова: — Ну а плохо? Плохо, что Городков таким образом выключает из работы своего зама, даже командиров расчетов. Это скажется при первом же случае. Представьте себе — Городков заболел. Что тогда?
Рыбчевский не мог представить себе занемогшего Городкова: за два года, что тот служил здесь, болезни его не трогали, даже самый пустячный насморк обходил стороной.
— А я для чего? — тем не менее указал он на возможный выход из гипотетической ситуации.
— Не то, Вениамин Ефимович. Не буду ничего объяснять, но такой порядок надо менять раз и навсегда. Давайте-ка в перерыве скажем об этом торпедистам, распорядитесь на этот счет, пожалуйста.
Войдя в класс, Павлов сразу ощутил на себе любопытные взгляды. Впереди сидели Рыбчевский с Городковым, Самойленко с мичманами, а дальше, до самой тыльной стенки, устроились матросы. Внимание Павлова почему-то сразу привлек румяный крепыш, сидевший, подперев кулаками круглые щеки, в третьем ряду. Серыми немигающими глазами он пытливо впился в Павлова и не отпускал ни на секунду.
— Сразу видно, — негромко начал Павлов, стараясь не глядеть на крепыша, — что вы умеете готовить торпеды. Это хорошо. Но готовит-то их не каждый сам по себе, а только вместе со всем расчетом. И вот тут ничего хорошего нет. Судите сами: вы даже не показываете своему мичману то, что сделали. Значит, не проверяете себя, а он не проверяет вас… — Павлов против воли опять перевел взгляд на крепыша, словно обращался только к нему; это начинало его раздражать, он даже голос повышал. — Так, как вы работаете, расчету можно сделать одну, две, от силы три торпеды. Дальше пойдет брак.
По смышленым лицам заметно — слушают со вниманием, а Городков вытащил пухлый блокнот и что-то помечает.
— Торпедист прежде всего человек. Он может устать, не выспаться, может поссориться с другом или получить неприятное письмо, даже может заработать наряд вне очереди. Бывает?
Матросы заулыбались.