В небе появляется белая точка. Спустя пару минут она превращается в тире. Три коротких – три длинных – три коротких. Майский день наступает досрочно, опережая график. Белое тире растёт в чёрном небе.
Я тебя вижу. Я тебя чую. Я тебя хочу.
Ладонями – от дюз к носу. Сжимаю с двух сторон. Поворачиваюсь так, что тело корабля нависает надо мной. А под моим хребтом проносятся хребты Луны.
Давай же, шепчу я. Одновременно прижимаюсь к нему и отталкиваю его вверх. Никого нет рядом, чтобы сказать о минутной готовности.
Грузовик чуть задирает нос, но этого мало. Это, говорю, очень просто – задача трёх тел. Ты, луна и я. Наверное, я давлю на тебя. Наверное, мои мышцы уже лопнули под четырёхсоттонной махиной. Но мы с тобой решим нашу задачу.
Из уха что-то липкое течет по шее. Но у меня нет тела – оно расклеено маленькими колечками по обшивке лунного грузовика. Под моей спиной бросают блики купола «Базы-шесть». Мы лишь сносим какую-то антенну, и её обломок улетает в небо.
Я отпускаю тебя, едва заставив руки разжаться. Возносясь вверх, я вижу, как далеко за базой ты задеваешь носом грунт, вскидываешься, вздыбливаешь пыльное облако злополучной четвёртой дюзой и скрываешься в пепельном тумане.
Наш контакт разрывается. Тогда я оборачиваюсь к черноте неба, толкаю её перед собой и падаю навзничь в океан света.
* * *
Целует в шею, и это запрещённый приём.
Сердит меня историями про настоящего свипера – это когда я прямо со швабрами рухнула из подсобки в коридор. Кому приятно такое слушать о себе? Мне, правда, приятно…
Где мы, кто мы, когда мы?
Реальность понемножку начинает обретать очертания, и я вскидываюсь в постели.
А Валька роняет меня назад.
У меня заготовлена такая доказательная база… И я мямлю, лопочу что-то про спины-спины и лица-лица, про неправильность, и невозможность, и…
Глупая ты, шепчет в ухо, смеётся, щекочет смехом. Глупая, я же люблю тебя.
И словно мир сходит с орбиты. Моя рука гатью – через Валькин пушистый живот, пальцы сжимают его бедро – это якорь: Лёля держится за Землю. Лёля боится улететь!
Высвобождается, расковывается что-то внутри, невидимые шестерёнки сцепляются зубьями, искрят соединяющиеся провода, сходятся в точку призрачные сетки траекторий… Подпорка-костыль отпала за ненадобностью. Никаких контуров усиления – ничего не надо, хватит моих ладоней и моей любви. Я осторожно разжимаю пальцы и развожу руки, обнимая космос.
Валька жарко дышит мне в темечко, и я прижимаюсь к нему вся – от пяток до затылка. Парят в неизбывной пустоте, сияют радужной чешуёй стальные рыбки, послушные моей воле.