— О нет, я не нанимал сиделку.
— Прости, Юджин.
Ночь стояла теплая, безветренная, розы замерли, словно гвардейцы на параде, высоко поднявшие головы в голубых мохнатых шапочках.
— Если бы у них были зеленые головки, то я бы сказала, что они похожи на гвардейцев в медвежьих шапках, которые стоят у Букингемского дворца.
Южин помолчал, потом кивнул.
— Ты права, детка. Я и не замечал прежде.
— Ты гордишься своими розами?
— Пожалуй. Они сделали знаменитым таинственного селекционера, который представил их на конкурс под названием «Порнозвезда».
Он тихо засмеялся, ему вторила Бесс.
— И никого из устроителей не шокировало название? — спросила она.
Юджин пожал плечами.
— Нет. Ничуть. Тем более что псевдоним, под которым я выставляю свои цветы, — «Королева Фей».
— Неужели никто не догадался, что название оперы Перселла может быть близко тебе, певцу с мировым именем?
Юджин вскинул голову.
— А ты знаешь эту вещь?
— Я слушала арию и речитатив из этой оперы в твоем исполнении.
Он польщенно хмыкнул и поправил лацкан смокинга.
— Нет, уже давно нет никому никакого дела до отставного певца. Мой голос живет совершенно отдельной от меня жизнью. Знаешь, это похоже на то, что происходит между выросшими детьми и их родителями. Они больше не нужны друг другу.
— О, Юджин, ты не прав. Знал бы ты, как бы мне хотелось, чтобы мои мама и отец были рядом со мной! Конечно, каждый из нас имел бы собственную жизнь, но мы согревали бы друг друга теплом и любовью, встречаясь.
— Ты говоришь так, потому что слишком рано лишилась отца и матери.
Бесс пожала плечами, а Юджин положил свою ладонь на ее запястье. Прикосновение было неожиданным, ласковым, и Бесс почувствовала, как горячо кровь толкнулась в сердце.
— Бесс, я попробую хотя бы отчасти заменить тебе родителей.
— Спасибо, Юджин. Я тебе благодарна.
— И я тебе. — Он помолчал, потом указал на свободное место на светлом под луной газоне. — А вот здесь я хочу разбить новый цветник…
Сказал и осекся: я хочу? Мне-то казалось, я уже давно ничего не хочу. Неужели присутствие молодой женщины меняет и во мне что-то? Ведь ничего не произошло, я и без нее выезжал ночами в сад, к розам, они внимали мне. Если бы цветы могли говорить, то наверняка у голубых роз был бы немного писклявый и искусственный голос, но он и должен быть таким, ведь сам цвет неестественный.
Юджину вдруг пришло в голову, что ни один из растущих в его саду цветов не смог бы разговаривать голосом Бесс. Это должен быть совершенно другой, особенный цветок.
— Какая тишина, — восхищенно проронила Бесс, — и какой аромат. — Она запрокинула голову, вдыхая полной грудью запахи ночи. — Кажется, глицинии, — она кивнула на каменную стену, возведенную вокруг поместья три века назад и увитую цветущей глицинией, — пахнут даже сильнее роз.