Я долго смотрел на спящую девушку. Принцесса. Девчонка моей мечты. Влюбившая в себя и вернувшаяся на далекую планету, принадлежащую ее отцу. Моему будущему тестю… На лицо само собой выползла ухмылка. Мой тесть — император. Отличное название для будущих мемуаров… Или нет, ведь если есть тесть, то подразумевается и теща. Моя теща — императрица! Книжечка страниц на сто, в мягкой обложке с полуголыми красотками и горящими звездолетами на обложке. И чтобы на боку у красотки висел плоскостной меч без ножен… За издание возьмется частная фирма с претенциозным названием вроде «Ренессанс» или «Змей Горыныч». А пройдет она под рубрикой «научная фантастика», что обеспечивает спрос любой заумной гадости… Я прекратил улыбаться.
Черт возьми, неужели я до сих пор не осознал — происходящее вполне реально! Я действительно влез в самый центр небольшой межзвездной войны! И принцесса, если мы живыми доберемся до Храма, станет моей женой, а императрица — тещей. Я убивал и был ранен, я чудом спасся от неминуемой смерти. Откуда же берется во мне ироническая отстраненность, почему я упорно пытаюсь рассматривать окружающий мир как замысловатый сон?
Может быть потому, что принцесса не такая, какой я хочу ее видеть? Мне легче признать иллюзорным весь мир, чем согласиться с реальностью принцессы. Ведь мирно спящая в соседнем кресле девушка не любит меня. И неизвестно, как завоевать ее любовь, ибо со дня нашей первой встречи она накрепко усвоила фальшивую истину: принцесса стоит смерти. Я могу совершать любые подвиги, я могу умереть за нее, но не в силах убедить, что пришел только из-за любви. В странной игре, которую ведут на моих глазах две могучие силы, мне отведена жалкая роль ферзевой пешки. Пусть и преодолевшей почти все шахматное поле…
Но даже проходная пешка никогда не сможет стать королем.
— Мы подлетаем, Лорд, — в голосе Ланса послышалось волнение. — Разбудите принцессу.
— Я не сплю, — немедленно откликнулась девушка. — Лучше посмотрите на Храм, Лорд. На вашей планете такого нет. И в этом большая беда…
Я не ответил. На переднем экране уже был виден Храм.
Наступал рассвет. Темнота словно опустилась вниз, легла на землю — равнина, над которой мы летели, была выжжена дочерна, превращена в огромное поле обугленного шлака. Если здесь когда-то были горы — их превратили в щебенку. Если песок — он сплавился в гравий. Небо светлело, гася искорки звезд. А на границе светлого неба и черной земли, призрачно-невесомый, вобравший в себя темноту и свет, парил огромный шар.
Только когда мы приземлились и вышли из катера, я смог оценить размеры Храма. Он был не меньше километра в диаметре и парил метрах в десяти над землей, опираясь — если тут было уместно это слово, на тонкую, с человеческую руку в обхвате, колонну. Пушечное ядро, поставленное на иголку, и то выглядело бы устойчивее.